Галина Красная - Тайны кремлевских жен

Правда, в последнее время все больше приходилось тратить на выпивку, к которой чрезмерно пристрастился Юрий Михайлович после женитьбы на Галине Леонидовне. Но и эти расходы были лишь каплей в море щедрых узбекских подношений. Ну тысяча, другая в месяц от силы.

Галина Леонидовна, впрочем, особенно явно проявляла склонность к драгоценностям. Генеральские жены и по сей день не могут забыть, в каких умопомрачительных бриллиантах, ожерельях и перстнях появлялась супруга Чурбанова на концертах, посвященных Дню советской милиции. А москвичи и гости столицы часто могли видеть эту полную, стареющую женщину возле аірбатского магазина «Самоцветы». Любовь к дорогим побрякушкам стоила больших денег.

Живи Юрий Михайлович где-нибудь в Калифорнии или, положим, на Сейшельских островах, он давно бы вложил свои взятки в какой-нибудь заводик или ферму, давал стране молоко либо калоши, — все бы была от этого польза. Однако Чурбанов жил в Москве, на улице Щусева и потому, конечно же, не мог вложить деньги ни во что, кроме собственной семьи.

На что он рассчитывал? Прожить до тысячи лет? Обеспечить безбедную старость семьи и детей? Не скитаться на склоне лет в поисках хлеба? Купить океанскую яхту? Съездить на Таити? Или чего там ему еще на этом свете не хватало? Да нет же, все у него было. Обеспеченная старость, кусок хлеба с маслом и даже паюсной икрой, звание, кресло, тесть — отец народов, захотел бы, так и яхту б себе купил, и домик на Таити.

Он лгал, когда объяснялся в любви Галине, потому что вряд ли любил эту женщину, лгал, надевая генеральскую форму, потому что был и остался всего лишь комсомольским инструктором, он не любил своего дела и поэтому лгал, садясь в министерское кресло, лгал, лгал, лгал…

Что же ему еще оставалось, если за все эти сиюминутные блага он запродал собственную душу, даже собственного сына запродал, бросив его в далеком шестьдесят четвертом, да так с тех пор и не увидев ни разу.

Потом во время одного из допросов Юрий Михайлович скажет: «Почему же я это допустил? Я смалодушничал, не проявил со своей стороны достаточной твердости, хотя этих людей, совавших мне деньги, можно было предать куда подальше, цыкнуть на них…»

Незадолго до новогодних праздников в МВД СССР произошло событие, потрясшее буквально каждого: застрелился первый заместитель министра внутренних дел Виктор Семенович Папутин. В МВД СССР появилась отличная вакансия. К тому времени Брежнев однажды уже заводил разговор о карьере своего зятя: вскоре после замужества дочери Генеральный секретарь предложил назначить Юрия Чурбанова заместителем министра внутренних дел по кадрам. Однако сделать человека, без году неделя проработавшего в органах, заместителем министра было, по крайней мере, неразумно. Приходилось отговаривать Леонида Ильича, влиять на него через Михаила Андреевича Суслова, чтобы не допускать столь поспешного, а главное, неоправданного решения. Словом, несмотря на заинтересованность Брежнева в этом деле, назначение Чурбанова удалось оттянуть на шесть лет. В семьдесят девятом Леонид Ильич вновь заговорил о карьере зятя. Видимо, от него он и узнал об освободившейся вакансии. Кроме этого, представление на повышение Чурбанова написал и сам министр. Вряд ли Щелоков страстно желал видеть Юрия в своих первых заместителях. Скорее всего это был дружеский жест по отношению к Генеральному секретарю. Так или иначе вскоре после похорон Папутина Юрий Михайлович перебрался в его кабинет.

Первым делом Чурбанов решил сменить машину. Ему, как заместителю министра, по табелю о рангах полагалась черная «Волга». Однако первый заместитель Председателя КГБ СССР Семен Кузьмич Цвигун уже давно ездил на «Чайке». Чурбанову хотелось такую же!

В один из дней, по рассказам Николая Анисимовича Щелокова, Юра пришел к нему в кабинет и начал говорить, что ему как-то несолидно на «Волге». В ответ Николай Анисимович резонно ответил, что заместителю так положено.

— Но ведь я все-таки первый заместитель министра внутренних дел, а не сельского хозяйства, — подчеркнул Юрий Михайлович. — Позвоните Косыгину.

— По этому поводу я ему звонить не буду, — отрубил Щелоков.

Тогда Чурбанов снял трубку аппарата «кремлевки», набрал нужный номер. Через мгновение проговорил:

— Алексей Николаевич, нельзя ли помочь с «Чайкой»? Думаю, мы решим этот вопрос без отца.

Наутро перед домом Юрия Михайловича уже стоял новенький правительственный лимузин, снабженный рацией и кремлевским телефоном, по которому он мог в считанные секунды связаться с любым членом Политбюро.

С тех пор чурбановская «Чайка» в сопровождении двух специальных автомобилей ГАИ начала разъезжать по улицам и площадям столицы. И лишь только отруливала от министерского подъезда машина Щелокова, на ее место тут же парковалась машина Чурбанова, словно бы намекая тем самым: посторонись!

Сделавшись первым заместителем министра, Юрий Михайлович и сам изменился, приобрел целый ряд не совсем обычных привычек. Он пристрастился встречать и провожать правительственные и зарубежные делегации, часто бывал на приемах в Кремле, приходил на работу к восьми, сидел допоздна, но после обеда непременно укладывался вздремнуть на пару часиков. Кроме этого каждое утро Чурбанов вызывал в свой кабинет парикмахера с обязательной коробочкой первоклассного бриолина. И, что бы ни случилось — война или атомная бомбардировка, беспокоить Юрия Михайловича в эти минуты строго-настрого запрещалось.

Подчиненные относились к чурбановским причудам с нескрываемой долей иронии, но когда утренний парикмахер вдруг зачастил и к Щелокову, всем стало ясно, что дядя Коля сдает. Мелочь, но все-таки симптом.

Яхъяев: «Вскоре в министерстве по существу установилось двоевластие, где формально руководителем являлся Щелоков, а фактически всем управлял Чурбанов. Хотя и Чурбанов, и Щелоков являлись взяточниками, но это были совершенно разные люди. Щелоков был эрудированным, грамотным человеком, был профессионалом, умел организовать работу. Он старался окружить себя профессионально грамотными работниками, чтобы решались вопросы, делалось дело, шла работа. При всех недостатках, которыми обладал Щелоков, в целом в аппарате в своем большинстве работали специалисты, механизм был отлажен и работа шла. Совсем другого склада был Чурбанов. Он совершенно не разбирался в специфике деятельности органов внутренних дел, среди профессионалов выглядел «белой вороной», был недостаточно эрудирован для столь высокого поста, а самое главное, не имел никакого желания познать эту деятельность, подняться до уровня опытных специалистов, заработать себе авторитет у подчиненных работой больше и лучше других. Весь «авторитет» его был в том, что он являлся членом семьи Л. И. Брежнева… Внутреннее содержание работы его не интересовало, а лишь внешняя сторона: как одет, как стоит, отдает ли честь, имеется ли внешний блеск и лоск, воздаются ли ему почести и т. п. С его появлением стали насаждаться муштра и солдафонство, к чему он привык во внутренних войсках и что неприемлемо в полувоенной, полугражданской организации. С первых дней Чурбанов стал проявлять субъективизм в оценке тех или иных работников, стал окружать себя любимчиками и, наоборот, изводить мелочными придирками других грамотных работников, которые его в чем-то не устраивали. С его приходом резко нарушилась стабильность, ритм работы центрального аппарата министерства, потому что многие должностные лица стали чувствовать себя неуверенно, проявлялась нервозность… Началась кадровая чехарда с назначениями, переводами, увольнениями руководителей. Куда бы ни выезжал Чурбанов, везде его встречали на самом высоком уровне, везде были «дары» в виде денег, подарков со всех сторон. Все это в конечном итоге и привело к тому печальному результату, когда разложение в системе органов внутренних дел достигло в конце семидесятых — начале восьмидесятых годов своего апогея».