Галина Красная - Тайны кремлевских жен

«Дорогой Лев Давидович!

Я пишу, чтобы рассказать вам, что приблизительно за месяц до смерти, просматривая вашу книжку, Владимир Ильич остановился на том месте, где вы даете характеристику Маркса и Ленина, и просил меня перечесть ему это место, слушал очень внимательно, потом еще раз просматривал сам.

И еще вот что хочу сказать: то отношение, которое сложилось в В. И. к вам тогда, когда вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти.

Я желаю вам, Лев Давидович, сил и здоровья и крепко обнимаю.

Н. Крупская».

А в Кремле впрямую началась битва за власть. И не только за власть — за жизнь.

Забальзамированный труп Ленина превратили в основную реликвию новой коммунистической религии. Говорили, что Ленин лежит в своем гробу «как живой». Так ведь это главное свойство вампира — быть после смерти «живее всех живых».

Стефан Цвейг в 1928 году писал о «старых и новых святынях»:

«В сорока шагах друг от друга находятся старая и новая святыни Москвы — икона Иверской божьей матери и мавзолей Ленина. Старая закоптелая икона стоит, нетревожимая, и сейчас, как несчетные годы до этого, в маленькой часовенке между двумя воротами, ведущими из Кремля на Красную площадь. Бесчисленные толпы людей приходили ранее сюда, чтобы на несколько минут благоговейно пасть ниц перед иконой, поставить свечку, произнести молитву перед Чудотворной. Теперь же поблизости висит плакат новых властей, на нем написано: «Религия — опиум для народа». Но старая народная святыня осталась невредимой, подойти к ней может всякий; и постоянно можно увидеть несколько старушек, стоящих на каменных плитах возле нее на коленях, погруженных в молитву, последних людей — старым сердцем и старыми убеждениями — привязанных к Чудотворной.

Можно увидеть нескольких старушек… но немногих, ибо теперь огромное количество людей поклоняется новой святыне, могиле Ленина. В громадной, образующей шесть или семь петель очереди стоят люди: крестьяне, солдаты, городские женщины, крестьянки с детьми на руках, торговцы, матросы, — весь народ с беспредельных просторов России пришел сюда, желая еще раз посмотреть на своего судьбой данного вождя, уже умершего, но как бы живого. Терпеливо стоят эти сотни, тысячи людей перед современным, пожалуй несколько коробкообразным, очень простым и симметричным строением из кавказского красного дерева, ничем не украшенным, лишь пять букв на фасаде — ЛЕНИН. И чувствуешь, здесь проявляется та же набожность того же фанатически верующего народа, которая бросает человека на колени перед иконой божьей матери: умелая рука энергичным движением повернула толпу из сферы религиозной в сферу социальную — не церковную святыню следует почитать народу, а вождя. Но в сущности это одно и то же: сила веры русского народа обдуманно полностью переключается с одного символа на другой, от Христа к Ленину, от народного бога к мифу о единственно правом и правящем божьем народе.

Какое-то время колеблешься, стоит ли спускаться в мавзолей, так как знаешь, что там в гробу под стеклом покоится тело Ленина, забальзамированное с применением современных технических средств, содержится в условиях, создающих страшную иллюзию живого человека. И ты боишься увидеть либо нечто из времен средневековой Византии, либо экспонат паноптикума, музея всяких «диковин», — и, должен сознаться, мысль об утонченной химической имитации жизни, выполненной для всеобщего обозрения давно умершего человека, была мне неприятна. Все же я наконец решился и молча, с другими, тоже молчащими, спустился в ярко освещенную крипту, украшенную советскими символами, чтобы, медленно двигаясь (никто не должен останавливаться), обойти с трех сторон стеклянный гроб. И как бы сильно все еще мои чувства ни противились этому зрелищу, как чему-то совершенно противоестественному, а также тому, что общественный строй корректирует, подправляет природу, зрительное впечатление осталось незабываемым.

Укрытый по грудь, как будто спящий, Ленин покоится на красной подушке. Руки его лежат на покрывале. Глаза закрыты, эти небольшие серые, известные всем по бесчисленным фотографиям и картинам, страстные глаза, губы некогда прекрасного оратора плотно сжаты, но и в этом сне облик таит в себе силу, она — в гранитном выпуклом лбе, в собранности и спокойствии полных энергии нерусских черт. Давит тревожная тишина в зале, ведь крестьяне, солдаты с шапками в руках, в тяжелых сапогах, сдерживая дыхание, проходят без малейшего шума; еще более потрясающ взгляд женщин, робко, с благоговением смотрящих на этот фантастический гроб, — величественно и единственно в своем роде это торжественное шествие Молчания тысяч и тысяч людей, часами стоящих в очереди, чтобы в течение минуты посмотреть на человеческий образ уже ставшего мифом вождя и освободителя. Не для нас, эстетические чувства которых сопротивляются созерцанию вновь и вновь подкрашиваемого лица мумии, а для народа придумано это зрелище, для народа, столетия верящего тому, что к его святым неприменим закон земного тления, верящего, что от прикосновения к их мощам может произойти чудо, может быть дано знамение. И здесь, обладая непогрешимым инстинктивным пониманием силы массового воздействия, новое правительство опиралось на древнейшее и поэтому самое действенное свойство русского народного духа. Оно очень правильно почувствовало: именно потому, что марксистское учение само по себе материально, немистично, лоточно и совершенно лишено понимания искусства, его, это учение, следует преобразовать в мифическое, заполнить религиозным содержанием. Поэтому советская власть теперь, через десять лет, создала из своих вождей легенды, из людей, павших за дело революции, — мучеников, из своей идеологии — религию; и, вероятно, эта их психологическая стратегия особенно убедительной представляется здесь, на этой площади, где в какой-то полусотне шагов и одновременно в духовном плане бесконечно удаленные друг от друга находятся две святыни русского народа, два места его паломничества — часовенка с иконой Иверской божьей матери и мавзолей Ленина».

Вампиры — самое чудовищное порождение человеческой фантазии. Только люди, знавшиеся при жизни с нечистой силой, превращаются по смерти в вампиров. По ночам они приходят в дома своих близких друзей (читай — соратников и последователей), ложатся на грудь избранной жертве, припадают губами к ее сердцу и высасывают горячую кровь. Рана остается небольшая, так что ее и не заметишь, тем более что вампир умело навевает прекрасные грезы спящему, а ранку искусно засасывает. Только по бледному лицу и изможденному виду можно опознать жертву алчности вампира. Увидев вампира, можно узнать, кем он был при жизни, т. к. основные черты он сохраняет и после смерти, только губы у него раздуваются от частого сосания, а язык делается остер, как змеиное жало.