Захар Прилепин - Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения

Однодворцы в Российской империи — сословие, возникшее при расширении южных границ Русского государства и состоявшее из военизированных землевладельцев, живших на окраинах государства и охранявших пограничье. Потомки служилых людей, нёсших дозорную и сторожевую службу на южных границах в XVI–XVII вв., которые в дальнейшем не приобрели права российского дворянства (хотя могли бы). Класс однодворцев сформировался из русских детей боярских украинных городов (особый разряд детей боярских), стрельцов, драгун, копейщиков, пушкарей, обедневших дворян, казаков, реже — монастырских крестьян.

Однодворцы не имели большинства дворянских прав и привилегий, платили налоги и несли повинности (в том числе рекрутскую), однако могли владеть землёй и крепостными крестьянами. Однодворцы были освобождены от телесных наказаний. Как и дворяне, все однодворцы уже в 17 веке имели фамилии и в 18 веке в документах упоминались только с ними. Подавляющее большинство однодворцев выбирали в жёны представительниц своего сословия.

Прочитав у Бунина портрет позднего, уже оставившего военную службу, но сохранившего определённый склад речи и характера однодворца («Он говорит: що, каго, яго, маяго, табе, сабе, таперь, но всё как-то так, что слушать его большое удовольствие… Главная черта его, кажется, заключается в неизменно ровном и отличном расположении духа…») — я сразу, безусловно, узнал своего деда Семёна Захаровича Прилепина: это он, он; надо же!

В общем, так я, всю сознательную жизнь свою иронизировавший по поводу «голубых» кровей и прочих «наследников по прямой», получил некоторые основания предполагать, что предки мои когда-то потеряли своё боярское или дворянское имя; и хотя это, заранее скажу, не подтвердилось — по крайней мере на расстоянии до тех глубин, куда добрались исследователи моего рода, — жили Прилепины и Востриковы на особицу, права имели особые, и пороть их никто не мог, и являлись они представителями отдельного социального подкласса.

И, наконец, я узнал самое главное — 300–400 лет назад они были служивым сословием и стояли на страже окраин (украин) нашей Родины.

А это, как вы понимаете, знание очень важное и дорогое для меня.

Я не один. За моей спиной стоят мои предки — служилые люди, не раз ходившие в походы: в том числе, скорей всего, на те земли, где служил и я — а они их когда-то присоединяли; так что дело это родовое.

Дальше собственно подробности, предположения и моё генеалогическое древо: только посмотрите, какие там имена.

Я благодарен Илье Рыльщикову, его соавтору Светлане Карнауховой, и всем их помощникам — несказанно.

Сами имена моих предков, пусть даже были они бы чёрной чернью беспородной, — звучат для меня как самая удивительная музыка. В роду у меня были — Зот Прилепин, Тихон Прилепин, Авдотья Прилепина, Марфа, Устин, Гервасий, Василиса…

Илья Рыльщиков

В романе Захара Прилепина «Обитель» главный герой видит во сне своих пращуров, чьё спасение от верной гибели — от стрелы и ядра неприятеля, от пожара — позволило появиться на свет самому герою.

В предисловии к «Обители» автор проникновенно рассказывает о своих недавно ушедших родных людях. (И в «Саньке» об этом же идёт речь.) Также в «Обители» есть запоминающаяся глава о разрушении монастырского кладбища на Соловках.

В рассказе «Бабушка, осы, арбуз» Захар Прилепин пишет:

« У реки я присел на траву. Неподалёку стояла лодка, старая, рассохшаяся, мёртвая. Она билась о мостки, едва колыхаемая, на истлевшей верёвке. Я опустил руку в воду, и вода струилась сквозь пальцы. Другой рукой я сжал траву и землю, в которой лежали мои близкие, которым было так весело, нежно, сладко совсем недавно… »

Читая роман Захара Прилепина «Санькя», я выделил для себя монолог пожилого крестьянина:

« А Русь, если поделить всю её на мной прожитый срок, — всего-то семнадцать сроков наберет. На семнадцать стариков вся Русь делится. Первый родился при хазарине ещё… »

В романе «Санькя» также мне запомнились строки о стирании родовой памяти:

« Только один он, Саша, и остался хранителем малого знания о той жизни, что прожили люди, изображённые на чёрно-белых снимках, был хоть каким-то свидетелем их бытия. Не станет бабушки — никто никому не объяснит, кто здесь запечатлён, что за народ… »

И это именно то, что меня самого волнует. Есть интерес к ним, к моим предкам и к людям, с которыми я не состою в кровном родстве, но которые вместе с моими родичами жили на одной земле, рядом, по соседству, ходили на службу в ту же церковь, молились одному Богу, служили тому же государю. Пока жизни тех людей погружены во тьму — родовая память стёрта. Но не хочется с этим мириться. Желание понять и узнать их — всё это очень знакомая и для меня самого история. Радостно, когда в художественной литературе встречаешь темы, которые волнуют тебя самого. Особенно приятно, когда о важном для тебя написано увлекательно и убедительно. А ещё лично мне очень знакомо и близко желание разузнать, разведать, раскопать хоть какую-нибудь информацию о них, о моих родных людях, восстановить утерянную родовую память. Вообще интересно открывать тайны прошлого.

Вот бы провести генеалогическое исследование по Захару Прилепину, однажды подумалось мне. Я поделился этой идеей со специалистом по генеалогии, администратором группы «Генеалогия для всех» ВКонтакте Светланой Карнауховой. Ей идея сразу понравилась, и она согласилась помочь мне.

Почему меня заинтересовал именно Захар Прилепин? Не только ведь из-за правильных мыслей, изложенных в его литературных произведениях, мыслей понятных и близких мне, и созвучных с моими. Не только поэтому. Главное, всё-таки, — из-за войны. Вёдь мы пребываем сейчас на войне. «Какая война? — скажут 90 % простых людей. — Вроде бы вокруг не стреляют, всё тихо».

Но точно такое же легкомысленное настроение наблюдалось у советских людей и в мае сорок первого, несмотря на песню «Если завтра война» и фильмы по этой же тематике. За пару месяцев до кризиса в Ливии не один ливиец не поверил бы, если бы ему сказали, что его страна может в одно мгновение превратиться из самого богатого государства на африканском континенте в пепелище. Люди в массе своей стараются не замечать глобальных политических процессов, происходящих в их стране, на континенте, в мире. Люди живут своими житейскими проблемами. И, наверное, так было всегда, и с этим ничего не поделаешь.

До мая 2014 года и для меня глобальные проблемы были чем-то далёким, бесспорно важным, но почти нереальным, как сюжеты художественных фильмов. «Всё плохое осталось в прошлом и уже не повторится», — думалось мне. Представить себя на дымящихся руинах Сталинграда — такое мне никогда не приходило в голову. Но началась война на Донбассе, в том городе, где я родился, где на тот момент жила моя бабушка, мои двоюродные-троюродные родственники, и глобальные проблемы перестали быть для меня далёкими, абстрактными и не касающимися меня. Захар воевал на той войне. За меня воевал. Нет, он не только человек с ружьём. Не это главное. Это тоже важно, но его миссия важней. Он — идеолог. Он — поэт в России, который больше, чем поэт. Его та, донецкая публицистика, его реплики и посты с места событий в социальных сетях возвращали и возвращают нам самих себя, помогают нам понять, что мы не только поедатели еды и изнашиватели одежды. Мы — кроме этого — люди, у которых есть Родина, мы связаны с землёй, по которой ходим, и в долгу перед ней, о чём мы как-то подзабыли. Он помогает нам вернуть свою идентичность. И спасибо ему за это. Поэтому — Захар. Поэтому возникла идея провести генеалогическую работу именно по его предкам.