Юрий Векслер - Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

При Брежневе коммунистическая партия выполнила свое обещание, осуществила вековую мечту всякого крепостного, всякого раба, живущего коллективным сознанием: работать мало, но все-таки гарантированно, устойчиво существовать. Спору нет, такое существование привлекательно. Если бы только не эти проклятые экономические законы, которые не мог опровергнуть даже Карл Маркс. Существует экономический термин – банкротство, т. е. несостоятельность. А что делает отчаянный лавочник, когда ему нечем платить по векселям? Он старается поджечь лавочку. В данном случае пожар мог стать атомным, всемирным. К нему, по сути, готовились все 20 «устойчивых» брежневских лет. Наверное, уже тогда среди брежневских деятелей были такие, которые понимали: не загорится лавочка, придется платить по векселям, наступит хаос и развал империи. В этом смысле понятно «нелогичное» начало Афганской войны. Однако на большее все-таки не решились, все-таки в последний момент испугались, попытались найти третий путь – «перестройку». Объективная логика фактов доказала – третьего не дано. РАЗВАЛ ИМПЕРИИ И ХАОС НАЧАЛИСЬ ПОТОМУ, ЧТО НЕ НАЧАЛАСЬ ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ ВОЙНА.

Даже если бы удалось избежать многих просчетов и ошибок (а кто такой провидец?), альтернатива была бы: нынешний хаос на политических и экономических руинах империи или третья мировая война – атомные руины. Из-под атомных руин выбраться вообще было бы некому, но из-под политических и экономических руин выбраться очень трудно.

На кого же надежда? На «плохих» людей с психологией индивидуалистов, которых ради традиционного общинного коллективизма изводили, начиная с эпохи Ивана Грозного. На их лингвистику собственника, в которой «мое» подавляет «наше». И напрасны надежды, что на этом пути удастся избежать западноевропейских язв у русского. Перпетуум мобиле не бывает. «Человеческая комедия» будет идти своим путем. Однако тогда в России, как во Франции, Англии, Германии и других странах Западной Европы, человеческие беды, человеческие трагедии, человеческие пороки станут не массовыми, а индивидуальными, не затрагивающими самих основ национальной жизни. И история станет, наконец, для России не мачехой, а матерью, любящей своих детей и пользующейся в любви взаимностью.

Фридрих Горенштейн

Берлин, 1993

Это была, скорее всего, последняя попытка прямой речью «достучаться» до россиян, быть услышанным и понятым.

Я надеюсь, что взгляды Горенштейна на Россию и ее историю не будут отпугивать русских националистов, не будут вызывать у них заведомое отторжение только потому, что автор – еврей… Ибо его мысли могут помочь России выжить, чего ей искренне желал «мизантроп» Горенштейн. Да, человек-еврей все видит по-своему, но почему бы не изучить его взгляды, если человек умен и честен? Почему бы не увидеть Россию его отстраненным взглядом если не сына, а пасынка, но все же не выблядка?

Тем более, что Горенштейн в прозе не идеологичен, а художественен.

Со взглядами на христианство дело куда сложнее. Эта тема была очень важна для Горенштейна и отразилась в его ответе Григорию Померанцу на критику романа «Псалом» в статье «Псалом Антихристу». Ответ Горенштейна – фрагмент большого текста, озаглавленного автором: «Товарищу МАЦА – литературоведу и человеку, а также его потомкам».

ОТВЕТ ГРИГОРИЮ ПОМЕРАНЦУ

Памфлет-диссертация с мемуарными этюдами и личными размышлениями

Признаюсь, пока писал этот памфлет-диссертацию, за исключением той части, где спорю с Померанцем, все время испытывал неприятное чувство. Я немало написал нечистых персонажей в своих сочинениях, однако там это смягчалось художественностью, переход же на конкретные личности – совсем иное. Одно дело – жареная курица, другое дело – та, которую резать надо. Мне их «всех» не жалко (кур мне жалко), но неприятно.

Поэтому, чтобы не усугублять неприятное, не буду вспоминать фамилию рецензента моего интервью «Смене», а назову его «Некто». Этот Некто, правда, не коллективно, а в индивидуальном порядке, тоже выразил возмущение тому, что я ругаю «всех», особенно же Мишу (Шатрова), а также иных «всех»: Бродского, Анну Андреевну, Товстоногова. Тут Некто явно тащит туза из рукава. Не помню, что писал о последних, но вряд ли подходит слово «ругает» – оно не соответствует моим взглядам на вышеупомянутых.

Иное дело «Миша» (Шатров). Возможно, Некто явно симпатизирует драматургу поста номер один, и хотел таким образом через черный ход ввести «Мишу» (Шатрова) в приличное общество. «Ну и досталось же Мише Шатрову, – как-то в этом роде пишет – и более того за такое, – пишет, – в прежние времена вызывали на дуэль». (Еще одно ностальгическое слово – «дуэль».) В прежние времена на дуэли убили Пушкина, на дуэли убили Лермонтова, убили юного гения французской математики Эвариста Галуа.

Сравнивает себя с Пушкиным. Ге-Ге! Ха-ха-ха! Уровень сарказма «всех» поклонников талантов 60-х, 70-х годов, «всех», кто вытаскивал счастливый билетик в прогрессивные театры на спектакли «Миши» (Шатрова), Рощина, Радзинского (Радзинского, не уступающего по конъюнктурному обонянию и либерально-прогрессивному обаянию Евтушенко и воскуривающего сладким дымком новому святому мученику православной церкви Николаю Кровавому) и прочих, мне известен.

Есть, однако, рецензент, с которым можно было бы поспорить. Не то чтобы горячо, не то чтоб визгливо, не то чтоб с пеной у рта. Коротко, а главное – благородно. Пример такого благородного спора приведен Достоевским в виде анекдота, прочитанного им в детском возрасте, десятилетнем, в книжечке екатерининского времени: «Я его тогда затвердил наизусть – так он приманил меня, – пишет Достоевский, – и с тех пор не забыл остроумный ответ кавалера де Рогана. Известно, что у кавалера де Рогана весьма дурно изо рту пахло. Однажды, присутствуя при пробуждении принца де Конде, сей последний сказал ему: "Отстранитесь, кавалер де Роган, ибо от вас весьма дурно пахнет". На что сей кавалер немедленно ответствовал: "Это не от меня, всемилостивейший принц, а от вас, ибо вы только что встаете с постели"».

Так же благородно, аристократически хотел бы поспорить, хотя, разумеется, на другую тему, а именно: о рецензии Григория Померанца на мой роман «Псалом» («Литературная газета», 23 марта 1992 года). Рецензия называется: «"Псалом" Антихристу». С подзаголовком: «О романе Фридриха Горенштейна и не только о нем». Так и поспорим «не только о нем».

Жаль, конечно, что Григорий Померанц прочитал не книгу, по крайней мере в момент написания рецензии, а журнальный вариант, в котором сделаны небольшие, но досадные сокращения. Тем не менее основных идей книги они не исказили, а главный спор пойдет не о художественности, а об идеях романа и не только романа. Спорить буду по пунктам, идя вдоль текста рецензии Померанца.