Коллектив авторов Филология - Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба

Через Татьяну Львовну я познакомился с артисткой Л. Б. Яворской. Я никогда не был поклонником ее дарования, особенно мне не нравился ее голос, сиплый, надтреснутый, точно у нее постоянно болело горло. Но она была женщина умная, передовая, ставила в свои бенефисы пьесы, как тогда выражались, «с душком», ее любила молодежь, и у нее определенно был литературный вкус. Во всяком случае, она пользовалась большим успехом у Корша в Москве и у Суворина в Петербурге, где публика буквально носила ее на руках. Между прочим, благодаря ей, но без всякой вины с ее стороны, я упустил в жизни случай, который не повторился уже больше никогда.

Это был период в жизни Антона Чехова, когда работа в «Русской мысли» сблизила его с членами этой редакции М. А. Саблиным и В. А. Гольцевым. К этой компании примкнул и И. Н. Потапенко, и в обществе «прекрасной Лики», моей сестры, Танечки Куперник и других они провели несколько вечеров у Тестова и в «Эрмитаже». Раза два принимал участие в этих вечерах и я. Это были милые, незабвенные часы. Чехов и Потапенко были неистощимы на остроты, а слегка подвыпивший В. А. Гольцев говорил речи, всякий раз начиная их своей стереотипной фразой:

— Позвольте мне, лысому российскому либералу… — и так далее.

Вся эта компания тянулась всегда за Антоном и шла туда, куда предлагал именно он. Тогда морским министром был назначен адмирал Авелан, и милые собеседники прозвали Чехова Авеланом, а себя — его эскадрой.

В промежутках «эскадра» собиралась или в «Лувре» у Л. Б. Яворской, или же в «Мадриде» у Т. Л. Щепкиной-Куперник, так что снова повторилась фраза, сказанная когда-то Людовиком XIV:

— Нет больше Пиренеев!

Я находился в глухой провинции 83, далеко от всяких железных дорог, когда получил однажды в январе от брата Антона письмо. Он уведомлял меня, что 12 января, в Татьянин день, по случаю университетского праздника, большинство самых популярных профессоров, артистов и представителей прессы предполагают собраться где-нибудь на частной квартире и без помехи говорить речи и вообще отпраздновать этот день так, «чтоб чертям жутко было». Брат Антон советовал мне не упускать этого редкого случая, воспользоваться им, так как это не всегда бывает, приехать в Москву и принять участие в вечере. Конечно, я обрадовался этому предложению, как манне небесной. Но дело в том, что это письмо от брата я получил только 11 января, и трудно было надеяться, чтобы, за дальностью расстояния, я поспел к самому началу вечера Татьяниного дня. Но я не унывал. Я быстро собрался и поехал. Несмотря на жестокий мороз, я целых 105 верст проехал в санях до ближайшей железнодорожной станции, затем ехал в вагоне и прибыл в Москву 12 января вечером, в самый разгар пирушки. Она происходила в квартире известного педагога Д. И. Тихомирова на Тверской, в доме Пороховщикова, и когда я вошел, то было шумно, весело и светло, и за громадным столом я увидел весь цвет тогдашней московской интеллигенции. Профессор К. говорил речь. Не успел я сесть за стол, как ко мне бросились М. А. Саблин и В. А. Гольцев и стали упрашивать меня, чтобы я съездил в «Лувр» и привез как можно скорее Танечку Куперник и Яворскую. Все присутствующие поддержали их.

— Будь добр, роднуша! — упрашивал меня Саблин. — Да как можно скорее! Скажи, что все мы их ждем!

Отказываться было неудобно, я с неохотой встал из-за стола и, достаточно уставший с дороги, поехал в «Лувр».

Там мне сказали, что Татьяна Львовна сейчас в театре Корша, но очень просила, что если за ней пришлют, то чтобы немедленно дали ей знать.

На том же извозчике я поскакал в театр Корша. Я нашел Татьяну Львовну в директорской ложе и передал ей приглашение на вечеринку. Она тотчас отправилась на сцену к Яворской, которая в этот вечер выступала в «Даме с камелиями», и я остался в ложе один. Затем она вернулась и сообщила, что Яворская просит подождать, так как по случаю Татьяниного дня спектакль должен окончиться очень рано, ей же остается еще «только умереть» — и затем она готова. С грустью в сердце я просидел целые два акта в ложе, вместо того чтобы быть на вечеринке и слушать либеральных профессоров. А когда Яворская наконец «умерла», то оказалось, что она была так нервно потрясена от своей игры, что ей надо было успокоиться и прийти в себя. Театр опустел, погасили огни, а я все сижу в ложе и жду. Наконец, Яворская пришла в себя, мы вышли втроем на воздух, и она объявила, что ей еще нужно заехать к себе в «Лувр», чтобы смыть с себя грим и переодеться.

Мы отправились в «Лувр». Был уже двенадцатый час ночи.

А когда мы приехали наконец в дом Пороховщикова к Тихомировым, то вечеринка уже окончилась, вся публика разъехалась, и прислуга убирала со стола.

Так кончился для меня много обещавший вечер 12 января 1894 года.

На другое утро я встретился с братом Антоном у него в номере «Большой Московской». Он посмотрел на меня с сожалением, мотнул головой и сказал:

— Эх ты!..

И больше ничего.

И действительно: эх я!

Был у нас в те времена и еще один знакомый: это — несравненный человек, профессор политической экономии А. И. Чупров. Его очень любила молодежь, а слушательницы Высших женских курсов Герье, в том числе и моя сестра Мария Павловна, увлекались им. Это был необыкновенно порядочный человек, отличающийся при этом глубокой ученостью и огромным ораторским талантом. С безграничным участием относившийся кучащейся молодежи, он вечно за кого-нибудь хлопотал, кого-нибудь выгораживал и у правительства был на самом худом замечании. Я бывал у него, и мне прежде всего бросалась в глаза та скромная, даже, пожалуй, бедная обстановка, в которой он жил. А между тем, как профессор, он получал не мало. Говорили, что он очень благотворил. Его отличительной чертой было то, что он решительно никому не отказывал в услуге. Так, когда у меня захворал чахоткой товарищ и клиника отказалась его держать и уже вызвала с дальнего юга его отца, чтобы он забрал его, как безнадежно больного, и увез домой, — у этого отца положительно не было ни одной копейки не только чтобы увезти с собой умиравшего сына, но даже досыта поесть в какой-нибудь грошовой кухмистерской или столовой. А между тем на одни только билеты на проезд в третьем классе требовалось для двоих около 40 рублей. Где их было взять? Я набрался храбрости и пошел к А. И. Чупрову. Так, мол, и так, помогите, дорогой Александр Иванович! Выручите, профессор!

Он поправил на себе очки, откинулся на кресле назад и глубоко вздохнул.

— Что ж я могу для вас, голубчик, сделать? — ответил он. — Как раз и у меня-то самого сейчас денег, как говорится, кот наплакал. Давайте раскинем умом! — Он подумал. — Вот что, — продолжал он. — Рисковать — так рисковать. Я напишу сейчас записку к миллионеру Асафу Баранову, а вы снесите ее к нему на Новинский бульвар и, ничего не говоря, суньте ему ее в дверь. Больше ничего!