Джо Байден - Сдержать обещания. В жизни и политике

Я совершил ошибку. Я недооценил влияние вице-президента Чейни, министра обороны Рамсфелда и других неоконсерваторов; я сильно недооценил их лицемерие и некомпетентность.

Итак, Джордж Буш снова вступил в войну, и именно так, как этого хотели неоконсерваторы – без значительной международной поддержки. Администрация не то чтобы усердно искала поддержки у остального мира и не собиралась заручаться информированным добровольным согласием американского народа. Вице-президент Чейни делал ставку в основном на поддержку иракского народа. «А если вы ошибаетесь и нас воспримут не как освободителей, а как завоевателей, и иракцы начнут оказывать сопротивление, особенно в Багдаде, – спросил вице-президента журналист Тим Рассерт на передаче «Meet the Press» за три дня до вторжения, – как вы думаете, готов ли американский народ к долгой, дорогостоящей и кровопролитной битве со значительными потерями с американской стороны?»

Чейни ответил так:

Ну, я не думаю, что дела будут обстоять таким образом, Тим, потому что я действительно верю, что нас встретят как освободителей. За последние несколько месяцев я лично разговаривал со многими иракцами, приглашая их в Белый дом. Мы с президентом встречались с ними, различными группами и отдельными лицами, людьми, которые посвятили свою жизнь попыткам изменить извне ситуацию внутри Ирака. Как и Канан Макийя, профессор Брандейского университета, иракец, хорошо знающий свою страну, автор, написавший о ней несколько прекрасных книг, и член демократической оппозиции и сопротивления. То, что мы читаем о народе Ирака, вполне однозначно: он хочет избавиться от Саддама Хусейна и будет приветствовать США как освободителей, когда мы придем, чтобы сделать это.

К сожалению, администрация Буша не связывалась ни с кем в самом Ираке. Они говорили с Ахмедом Чалаби, иракским изгнанником, преувеличившим доказательства жизнеспособности оружейных программ Саддама и откровенно лгавшим о том, что его возвращение с американскими войсками встретит широкое одобрение иракского населения. До меня дошли слухи, что троица Рамсфелд-Чейни-Вулфовиц купила разведку Чалаби оптом. Вскоре после того, как американские войска взяли Багдад и сбросили с пьедестала статую Саддама, стало ясно, почему не следовало полагаться на ненадежного Чалаби. У нас было достаточно людей, чтобы разгромить иракскую армию, но для того, чтобы обеспечить мир, нужно было вдвое больше. Министр Рамсфелд просто не разработал план обеспечения безопасности Ирака; он проигнорировал предупреждение сенатского комитета по международным отношениям о том, что после войны нам потребуется от пяти до шести тысяч обученных военизированных полицейских. Когда в Багдаде начались грабежи, Рамсфелд просто отмахнулся. «Всякое бывает! – заявил он на пресс-конференции. – Свобода – это беспорядок, и свободные люди вольны ошибаться, совершать преступления и поступать плохо. Они также вольны жить своей жизнью и совершать замечательные поступки и создавать удивительные вещи, и так здесь и будет».

Несколько дней спустя я позвонил одному из ключевых сотрудников комитета по международным отношениям, который работал под моим началом, Пуниту Тальвару, и застал его в удивительном месте – в офисе, где Пол Вулфовиц собрал группу иракских эмигрантов, чтобы создать послевоенное правительство, действующее из Багдада. Мои сотрудники следили за послевоенным планированием, но существование этого связанного с ним объекта привлекло внимание Пунита только несколько недель назад, когда кто-то передал ему запись телешоу «60 Minutes», в котором Вулфовиц во время интервью упомянул эту группу. У Пунита ушло почти две недели на то, чтобы получить доступ к секретному объекту – целому этажу в одном из множества зданий оборонного подрядчика в Кристал-Сити. Так вышло, что я позвонил Пуниту, когда он отправился туда на экскурсию, и он был явно встревожен этой самодеятельностью. Пространство делилось на небольшие кабинетики, рассказывал он, под будущие министерства нового иракского правительства, которое, по-видимому, будет управляться Чалаби. С примерно равными промежутками к перегородкам вместо табличек были приклеены развернутые горизонтально листы бумаги: «Министерство обороны», «Министерство финансов», «Министерство внутренних дел» и так далее. Пуниту удалось поговорить с несколькими эмигрантами – будущими министрами, – хотя часть из них уже отправилась в Кувейт. Эмад Дахия, например, вскоре возглавит Совет по восстановлению и развитию Ирака при американском посольстве. Остававшиеся в США эмигранты были явно довольны свержением Саддама, но готовиться к правлению они начали всего за несколько месяцев до вторжения в марте 2003 года и, похоже, мало что знали о функциях различных министерств, которые им придется возглавить в Багдаде. Ни один из них – ни до, ни после вторжения – не имел ни малейшего представления о том, что происходит на местах в Ираке. Багдад в это время горел. Вообще-то большинство министерств было разграблено, руины зданий все еще тлели. Итак, эти ребята готовились быть министрами или «консультировать» министерства, которые разрушались по мере того, как они строили свои планы. Они, как сказал бы Пунит, «не были готовы к прайм-тайму».

Эти люди, спонсируемые министерством обороны, не знали ничего о тщательном сборе информации, который проводил Госдепартамент, и его же плане развития послевоенного Ирака. И ни один из неуклюжих эмигрантов Вулфовица не знал о том, что Госдепом был разработан также и политический план. Америка находилась в состоянии войны, и разлом Сан-Андреас, расколовший надвое внешнеполитическую команду администрации Буша, стал шире, чем когда-либо. Теперь стало ясно отношение президента ко всему происходящему. Буш, в сущности, отложил решение проблемы государственности в Ираке на потом и возложил на Рамсфелда и министерство обороны задачи по обеспечению безопасности и восстановлению страны. Самое неприятное было в том, что комитет Сената по международным отношениям и Госдепартамент уже предсказали возникновение многих проблем, с которыми мы столкнулись: плачевное состояние иракской инфраструктуры; высокую вероятность начала грабежей и сопротивления после войны; неспособность иракской нефтедобычи покрыть затраты на восстановление страны; нужду в пяти тысячах полицейских из числа международных военных сил, которые помогли бы обучить иракских. И, быть может, что самое прискорбное, – очевидно стало все безумие надежды на то, что эмигрантов поддержит местное население.

Я никогда не считал неоконсерваторов вроде Вулфовица плохими людьми; они действовали исходя из самых лучших побуждений и действительно хотели помочь иракскому народу. Свержение Саддама сделало Ирак и весь остальной мир лучше. Но они пребывали в таком безнадежном плену идеологических концепций, которые они выдумали в своих аналитических центрах за последние двадцать лет, что были абсолютно оторваны от реальности.