Борис Фёдоров - Борис Ельцин. Воспоминания личных помощников. То было время великой свободы…

Когда я подъехал днем к Успенскому, то действительно обнаружил недалеко от ворот брошенные, увядшие цветы, похожие на те, которые были у Бориса Николаевича. Подъехал к мосту на Николину Гору, вышел, осмотрел мост: следов борьбы не обнаружил. Поразило другое: глубина реки в этом месте – не более метра. То есть утонуть здесь можно было только нарочно. А шеф рассказывал, что воды было с головой и он, пока развязывал мешок, прыжками добирался до берега, выныривая, чтобы вздохнуть… Вот такая, понимаешь, загогулина вышла!

В марте 1990 года Борис Николаевич уже был народным депутатом СССР от Москвы и работал председателем Комитета Верховного Совета СССР по строительству и архитектуре. Я же в его аппарате совмещал кучу должностей: и охранителя тела, и советника, и помощника, и водителя, и «кормилицы».

Кремль неизменно демонстрировал свою недоброжелательность к Ельцину. Хватало критиков и злопыхателей и среди депутатов.

Девятнадцатого марта 1990 года в Верховном Совете опять произошел какой-то неприятный разговор. Шеф мне говорит:

– Хорошо бы куда-нибудь съездить, прокатиться немного, может, погулять…

В то время мы подыскивали ему место для строительства собственной дачи. Один участок показали рядом с Николиной Горой, неподалеку от коттеджа эксчемпиона мира по шахматам Анатолия Карпова. Я предложил поехать туда.

Прибыли, полюбовались на голый участок земли. От него до Москвы-реки рукой было подать, метров двести пятьдесят максимум. Земля еще не подсохла, пешком по грязи к берегу не подойти. Мы подъехали на «Ниве» вплотную к воде. Ельцин в задумчивости стал бродить вдоль берега. Я находился неподалеку и прекрасно понимал, что ему сейчас хочется поплавать, стряхнуть нервное напряжение, накопившееся за зиму.

Мы еще немножко погуляли, перекусили бутербродами и уехали. Я уже знал, что завтра он непременно скажет:

– Поехали, Александр Васильевич, опять туда, на речку.

На следующий день, на всякий случай, я взял с собой

того же сорта самогонки, какой растирал его после «полета» с моста. В магазинах за водкой по-прежнему стояли жуткие очереди, и я радовался, что лично для себя решил проблему борьбы с пьянством и алкоголизмом. Спиртное налил в фирменную фляжку, которую мне подарил в свое время финский президент Мауно Койвисто в знак добрых отношений. Полотенца тоже положил в сумку и еще прихватил комплект теплой одежды. Все оставил в машине.

На водные процедуры я рассчитывал после обеда, но Борис Николаевич часа полтора на работе посидел и вызывает меня:

– Александр Васильевич, поедем туда, где вчера были.

Мы поехали. Мартовское солнце уже заметно прогревало машину. В воздухе пахло дымом и весной. Около десяти утра подъехали к реке. Утренний ветерок приятно освежал, но и холодил. Трава вдоль берега уже подсохла. Подъехали к месту, которое облюбовали накануне. Я включил печку в машине, чтобы салон не остыл. Шеф, конечно, не предполагал, что я приготовился к купанию и только ждал его «неожиданно дерзкого» предложения.

Мы прошлись по прошлогодней травке, поглядели на мутную вешнюю воду. По реке плыли льдины и обычный весенний мусор. Вдруг Борис Николаевич начинает раздеваться. Я обязан был изобразить удивление:

– Ну что вы, такая студеная вода, в ней же невозможно находиться.

– Нет, я должен снять стресс, встряхнуть себя, – «убил» меня шеф.

Я быстренько побежал к машине за полотенцами. Сам разделся, сложил одежду на капоте. Возвращаюсь обратно, а Борис Николаевич уже в воду входит. Голышом, стесняться некого. Моржом я никогда не был и впервые в жизни вошел в настоящую ледяную воду. Мне показалось, что ноги ошпарило крутым кипятком. С перехваченным от остроты ощущений дыханием я поплыл. Кипяток стал еще «круче». Если бы у меня потом слезла кожа, я бы не удивился.

Плывем, льдины руками разгоняем. А течение сильное, сносит нас от берега. Шеф же ничего не замечает – «снимает стресс».

Тут я занервничал:

– Борис Николаевич, плывем назад.

Он смеется.

Пришлось схитрить:

– Вам волноваться, наверное, уже нечего, а мне еще, может, детей рожать.

Он сделал обиженное лицо, но повернул и из воды вышел.

На самом деле я не за себя переживал. Ельцин ведь перенес операцию на ухе, и врачи категорически запретили ему переохлаждение.

Правое ухо он простудил в Свердловске, в сильный мороз. Доктор осмотрел ухо и прописал серьезное лечение: компрессы, тепло, покой… Но Борис Николаевич на следующий день отправился в Нижний Тагил на совещание.

Страшная боль началась уже в обоих ушах. Он скрипел зубами, но участвовал во встречах с трудящимися на улице, при лютом морозе. Дело закончилось сильным отитом. Пришлось сделать операцию на правом ухе. Операция была сложнейшей – после нее Борис Николаевич правым ухом слышать почти перестал. Поэтому переводчик во время переговоров с иностранцами всегда сидел слева от Ельцина.

С Илюшиным тоже приключилась аналогичная история. Он тоже только одним ухом слышит. Так что глухота – не такой уж судьбоносный изъян для российского политика.

…Выскочил я из воды, встал на сухую травку. Растерлись полотенцами и стали красными как раки. Я побежал к машине и позвал Бориса Николаевича:

– Давайте сюда, в машине тепло.

Достал фляжечку, и мы с наслаждением ее опорожнили. Я, правда, выпил поменьше – за рулем ведь, а Борис Николаевич позволил себе остальное. Выпил и говорит:

– Вот теперь я – человек, могу приступить к работе.

Мы не простудились, но больше на это место не приезжали… Никогда.

Про эти три августовских дня 91-го года написаны, наверное, уже тонны мемуаров, и нет смысла повторяться. Остановлюсь лишь на фактах, которые пока еще известны не всем.

Восемнадцатого августа 1991 года Ельцин находился в Казахстане. Нурсултан Назарбаев, президент этой тогда еще республики СССР, принимал его с невиданным прежде гостеприимством и почестями: все-таки это уже был Президент России.

Посетив все официальные мероприятия, положенные по протоколу, мы отправились за город. Там, в живописном месте, Нурсултан Абишевич приглядел горную, чистую речушку для купания. Речка оказалась мелкой, с каменистым дном и быстрым течением.

Принимающая сторона специально для Бориса Николаевича перестроила небольшой отрезок русла. Местные умельцы соорудили запруду: перегородили течение и прорыли входной и выходной каналы. Запруду изнутри выложили гладкими камнями – образовалось своеобразное природное джакузи.

На берегу поставили юрты. Для каждой категории лиц был предусмотрен и определенный уровень комфорта в юрте.

Сначала звучала казахская национальная музыка, потом принесли баян, и все стали петь русские песни. В перерывах Борис Николаевич с наслаждением плескался в обустроенной речушке.