Томас Лоуренс - Семь столпов мудрости [litres]

Мы направлялись в Рамлу, являвшуюся самым северным источником, которым пользовалось племя бени-атийе. Даже несентиментальные люди ховейтат, подстрекая мое воображение, говорили, что там прекрасная местность.

Очень рано, когда звезды еще сияли в небе, меня разбудил Аид, сопровождавший нас смиренный шериф клана харита. Он подкрался ко мне и прошептал придушенным голосом:

– Господин, я ослеп.

Я заставил его лечь возле себя, чувствуя, что он дрожит, словно в ознобе. Но все, что он мог мне рассказать, сводилось к тому, что ночью, проснувшись, он не мог ничего рассмотреть, испытывая лишь боль в глазах. Солнечные лучи выжгли его глаза.

Еще не рассвело, когда мы пустились в путь между двумя высокими известковыми вершинами к подножию длинного покатого откоса, устремляющегося вверх к горным куполам. Его покрывали тамариски. Он являлся началом долины Рамм. Мы взбирались по откосу, с треском прокладывая себе путь через ломкий кустарник.

Чем дальше мы пробирались вперед, тем непроходимее становились заросли кустарника. Подъем сделался покатее, и мы наконец очутились на замкнутой наклонной равнине. Горные склоны с обеих сторон стали выше и отвеснее. Они сближались друг с другом до того пункта, где их разделяли лишь две мили, и затем, постепенно вздымаясь до тысячи футов, устремлялись по прямой на многие мили вперед.

С течением времени открывавшиеся нам виды становились все величественнее, все великолепнее, как вдруг расщелина в поверхности утесов справа от нас открыла новое чудо. Расщелина, в поперечнике до трехсот ядров, вела к овальному неглубокому амфитеатру. Его стенами служили горные пропасти, подобные скалам Рамма, но они казались отвеснее и подавляли своей высотой.

Солнце уже опустилось за западным склоном, погрузив долину в тень. Но его угасающее сияние еще затапливало вход в нее тревожным красным блеском. Под нашими ногами расстилался сырой песок, заросший темным кустарником.

Мухаммед повернул в последний закоулок амфитеатра слева. У дальнего его конца он изобретательно очистил удобное место под нависшим утесом, где мы разгрузили верблюдов и расположились на привал. Мрак быстро окутал нас в этом замкнутом углу. Мы разожгли костры и сварили рис, мясо и кофе.

Через несколько минут к нам присоединилось несколько новых кланов арабов, видевших, как мы вступили в ущелье.

На рассвете 16 сентября 1917 года мы выступили из Рамма. Аид, ослепший шериф, настаивал на отправлении, несмотря на свое потерянное зрение, заявив, что если он и не может стрелять, то все же может ехать.

Наш отряд рассыпался, как разорвавшееся ожерелье. Никто не ехал рядом и не разговаривал друг с другом. Я метался весь день, как ткацкий челнок, первый заговаривая то с тем, то с другим хмурым шейхом, стараясь объединить их перед предстоящими действиями. Мне казалось, что ни слова новоприбывших к нам арабов, ни их советы и винтовки не были вполне надежны.

Мы остановились на полуночный привал в плодородном месте, у которого имелся источник, сбегавший по песчаному откосу, покрытому густым газоном серебристой травы. Мягкая погода напоминала августовские дни в Англии, и мы, испытывая мирное довольство, медлили с отправлением. Но поздно днем нам пришлось опять пуститься в путь, свернув с горы в узкую долину с отлогими склонами из песчаника. Перед закатом солнца мы выбрались на новую равнину из желтой глины и расположились лагерем у ее края вокруг ярких костров из потрескивающего, сверкающего тамариска.

Поздно ночью, когда все старшины насытились мясом газели и горячим хлебом, они собрались у моего нейтрального костра и мы обстоятельно обсудили наши планы на завтрашний день.

Выяснилось, что к заходу солнца мы должны достичь колодцев Мудоввары, лежавших в защищенной долине на расстоянии двух или трех миль от станции. Затем ночью мы могли бы выступить вперед, чтобы обследовать станцию и решить, можем ли мы с нашими слабыми силами попытаться напасть на нее. Я настаивал на этом, так как именно здесь находилось самое уязвимое место железной дороги. В конце концов мы достигли полного согласия и разбрелись, чтобы лечь спать.

Утром перед выступлением мы задержались, чтобы закусить. Нам предстоял всего лишь шестичасовой переход. Мы пересекли равнину из крепкого известняка, устланного коричневыми коврами из мелких стертых голышей. Ее сменили низкие холмы с отвесными склонами, возле которых вихри нанесли мягкие песчаные дюны.

Уже поздно днем мы подошли к колодцам. Стоячая вода имела малозаманчивый вид. Ее поверхность покрывал густой покров зеленой тинистой слизи.

Арабы объяснили, что турки бросили в колодец издохших верблюдов, чтобы сделать воду зловонной и непригодной к питью, но с тех пор прошло много времени, и трупный запах рассеялся.

У нас не было выбора, пока Мудоввара пребывала в руках противника. Мы расположились вокруг и наполнили наши мехи для воды. Один из помогавших людей ховейтат поскользнулся и упал в воду. Ее зеленый маслянистый ковер сомкнулся над его головой, на мгновение скрыв неосторожного. Затем он вынырнул, широко раскрывая рот, чтобы отдышаться, и выкарабкался под наш смех, оставив черную скважину в пенистом покрове воды, откуда столбом поднялось зловоние от разложившегося мяса, до того густое, что, казалось, его можно было видеть, и повисло проклятием над всеми нами и долиной.

В сумерки мы с Заалом, двумя артиллерийскими сержантами, Вельсом и Бруком (прозванными по имени их любимого оружия Стоксом и Льюисом), которые сопровождали нас от Акабы для совершения предстоящих минных работ, а также с несколькими арабами бесшумно пробирались вперед.

За полчаса мы доползли до вырытых турками окопов и наблюдательного пункта с зубчатыми каменными стенами, пустовавшего в эту темную новолунную ночь нашего набега. Глубоко внизу перед нами лежала станция. Ее двери и окна ярко выделялись во мраке желтыми огнями. Нам казалось, что она очень близка к нам, но мортира Стокса [53] Мортира Стокса – один из видов так называемых ручных (окопных) минометов имела дальнобойность лишь триста ярдов. Мы подползли ближе. До нас доносился шум неприятельского лагеря. Мы боялись, что их собаки обнаружили нас. Сержант Стоке оглядывался направо и налево в поисках удобной позиции для пушки.

Тем временем мы с Заалом переползли последнюю прогалину. Мы могли уже сосчитать неосвещенные палатки, и до нас доносились людские голоса. Один из турок сделал несколько шагов в нашем направлении и нерешительно остановился. Он чиркнул спичкой, чтобы закурить, и резвый огонек осветил его лицо. Мы ясно разглядели молодого, болезненного вида турецкого офицера со впалыми щеками. Он присел на корточки по минутному делу и вернулся к своим людям, замолкнувшим, когда он проходил мимо.