Юрий Рубцов - Сталинские маршалы в жерновах политики

Сетуя на свое излишнее доверие к представителю Ставки, Двинский резюмировал: «Очень неприятно в свете постановления ЦК, что пришлось познакомиться и общаться с Куликом, который оказался к тому же нечистоплотным. Как будто сам от него запачкался… Ростов и Дон имеют очень большое значение, вопросы Ростова — очень острые вопросы; здесь можно работать и воевать только при безусловной поддержке ЦК и авторитете в массе. В последнем приходится теперь усомниться, так как злопыхателей — после всех моих нажимов — более, чем достаточно. Я задумался о своем, как говорят военные, соответствии. Успешно работать и бороться (тем более, когда враг в каких-нибудь 40 километрах) можно только с высоко поднятой головой, задачи здесь огромные, и я хотел бы, товарищ Сталин, иметь ваше суждение в той или другой форме. Это нужно не для меня, как меня, айв интересах дела» [212] Дело маршала Г.И. Кулика. С. 212–214. .

Напрасно волновался за себя Двинский. Не на него устраивалась охота. Объектом примерного наказания суждено было стать Кулику.

Но пока маршал отделался сравнительно легко. Другие военачальники, попавшие под арест, Герои Советского Союза генералы Е.С. Птухин, П.И. Пумпур и Э.Г. Шахт в эти же февральские дни были расстреляны. Григорию Ивановичу не только сохранили жизнь и свободу, но даже и высокое воинское звание, понизив его до генерал-майора.

Это был шанс вернуться в армейскую элиту. В условиях войны такой шанс выпал некоторым высокопоставленным военным, и кое-кто смог воспользоваться им. Самый близкий пример — судьба вице-адмирала Левченко, осужденного, как и Кулик, за керченский провал, но куда более сурово. Читатель уже знает, что он был приговорен к десяти годам лишения свободы. Правда, спустя несколько дней Гордея Ивановича реабилитировали. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 января 1942 г. судимость с него была снята и заменена понижением в воинском звании на две ступени — до капитана 1 — го ранга и назначением командиром Кронштадтской военно-морской базы. Воевал Левченко успешно, так что в 1944 г. вновь стал заместителем наркома ВМФ, получил адмиральское звание. В почете дожил почти до 85-летнего возраста.

Сумел возвратить себе доброе имя командир 42-го стрелкового корпуса Западного фронта генерал И.С. Лазаренко. Осужденный судом военного трибунала в первые месяцы войны, он добился от-правки, вместо заключения, на фронт. Погиб в бою в 1944 г., был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.

Бесспорно, Кулик тоже хотел использовать выпавший ему шанс вернуть милость Сталина. Почти год, находясь в распоряжении наркома обороны, выполнял его отдельные поручения на фронтах. Кажется, в Григория Ивановича вновь поверили. В апреле 1943 г. он получил стабильную должность, с которой можно было возобновить штурм наркоматовских вершин: его назначили командующим 4-й гвардейской армией с одновременным присвоением звания генерал-лейтенант. Но действовал новоиспеченный командующий неудачно. Уже в сентябре 1943 г. его вновь отозвали с фронта.

«С горьким чувством вспоминаю я этого человека, — писал маршал А.М. Василевский. — В начале войны он неудачно выполнял задания Ставки на Западном направлении, потом так же плохо командовал одной из армий под Ленинградом. В силу своих отрицательных личных качеств он не пользовался уважением в войсках и не умел организованно руководить действиями войск…» [213] Василевский А.М. всей жизни. В 2 кн. М., 1988. Кн. 2. С. 40. .

Пауза неопределенности затянулась до января следующего года, когда Григорий Иванович вернулся к уже знакомой по 1941 г. работе — ан был назначен заместителем начальника Главного управления формирования и укомплектования войск Красной армии. Президиум Верховного Совета СССР вернул ему отобранные ранее по суду два ордена Ленина, три ордена Красного Знамени, другие награды.

Война медленно, но верно шла к своему завершению. В ходе нее выдвинулась целая группа полководцев новой формации, среди которых ровесникам и товарищам Кулика по Гражданской войне — К.Е. Ворошилову, С.М. Буденному, И.Р. Апанасенко, И.В. Тюленеву и другим, как, впрочем, и ему самому, места уже не находилось. Вероятно, следовало бы самокритично смириться с этим обстоятельством, понять, что с багажом 1920-х гг. в современной войне делать нечего. Другой человек, с таким трудом вырвавшийся из рук «органов», не стал бы, очевидно, и заново испытывать судьбу.

Но Кулик, как говорится, закусил удила, не понимая, что в обстановке победоносного завершения войны у Сталина в отношении него растаяли последние иллюзии. Он всюду жаловался, что его незаслуженно затирают, сетовал на тех своих сослуживцев, которые, оставшись в высших эшелонах власти, забывают о своем однополчанине. Как и следовало ожидать, эти разговоры очень быстро стали известны спецслужбам.

12 апреля 1945 г. последовало снятие Кулика с работы «за бездеятельность». Через неделю, 18-го, его вызвал к себе многолетний заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) М.Ф. Шкирятов — фигура, зловещая даже на фоне сталинских опричников, и обвинил бывшего маршала в том, что он ведет недостойные члена партии разговоры: восхваляет офицеров царской армии и, наоборот, ставит под сомнение необходимость политического воспитания советских офицеров, критикует расстановку руководящих кадров Вооруженных Сил.

Секреты шкирятовской кухни, в которой фабриковались обвинительные документы по Кулику, стали известны только в 1956 г., когда встал вопрос о партийной реабилитации Григория Ивановича. Выяснилось, какие крупные силы были задействованы в целях провокации. В начале апреля 1945 г. министр госбезопасности В.С. Абакумов «предложил» генералу армии И.Е. Петрову, тогда начальнику штаба 1-го Украинского фронта, написать о нездоровых разговорах Кулика Сталину. Петров не нашел в себе сил отказать руководителю МГБ и 10 апреля отправил свое заявление. Неизвестным для генерала армии образом оно попало к Шкирятову, при этом самого Петрова к Шкирятову не вызывали, какой-то дополнительной информации не запрашивали.

Подобное заявление — читатель, следи за датами! — 17 апреля написал уже непосредственно в КПК заместитель командующего 4-м Украинским фронтом генерал армии Г.Ф. Захаров. Будто знал, что там зреет «дело» Кулика. Впрочем, почему «будто»? Подсказать, какой материал, куда и когда направить — в «компетентных органах» было кому. Эти вот доносы — чего уж там — и послужили формальным основанием для вызова Григория Ивановича в высший дисциплинарный орган ВКП(б) и предъявления обвинения.

В своем объяснении Кулик разговоры с Петровым и Захаровым недостойными не считал и в заявлении от 23 апреля просил Шкирятова «свести его с Петровым и Захаровым и точно выяснить, что никакими мы антипартийными делами не занимались». Однако просьба удовлетворена не была. А уже через неделю после вызова в КПК решением партколлегии Кулик был исключен из партии как морально и политически разложившийся. Характерно, что протокол того заседания партколлегии в архивах КПК так и не был найден. Не исключено, что он просто не велся, дабы не оставлять следов вопиющего беззакония даже по канонам того сурового времени.