Александр Сенкевич - Будда

Не в этом ли возвращении к человеку богоподобных способностей происходит прекращение существования его как личности во всей совокупности ее социально-психологических черт, качеств и особенностей?

Сиддхартху Гаутаму никогда особенно не приводили в ажиотаж богатство, престиж, власть, влияние, а теперь они совсем отошли в сторону.

Он был свидетелем сумасшествия одного из высокопоставленных шакьев. Этот человек повредился рассудком через несколько дней после того, как Шуддходана по какой-то причине отобрал у него должность.

Он ходил в растрепанном виде по Капилавасту, бормотал священные мантры и сообщал каждому встречному, что счастье от него отвернулось. Это было бы еще ничего, но после каждой фразы он начинал кукарекать и взмахивать руками, словно хотел взлететь в небо.

Сиддхартха вдруг поймал себя на мысли, что смотрит на проявление в людях высокомерия, хвастовства, заносчивости как на болезнь, которая с каждым днем увеличивает количество своих жертв. Ему казалось, что весь мир свихнулся.

Наш герой убежал от самого себя прежнего, начав тут же поспешно выкорчевывать из сознания малоприятные качества человеческой натуры с необыкновенным упорством и фанатичной страстью. Для более успешной с ними борьбы он прибегал к специальным приемам и техникам, уже разработанным до него йогами и духовными учителями. Жизнь в замкнутости и смирении доставляла ему неслыханное удовольствие. Он погружался в безмерное пространство своего сознания, в котором не существовало времени.

Продолжу рассматривать важнейшее событие жизни Сиддхартхи Гаутамы, с которого начинается его духовная биография, — уход из родного дома. Что ни говорите, а для сына правителя, с которого сдували пылинки и всячески ублажали, это был более чем смелый поступок. Сиддхартха, захлестнутый эмоциями и побуждаемый ими отказаться от своего высокого социального статуса, облачившись в рубище нищего попрошайки, бхикшу (палийский вариант: бхиккху), пустился в бега, а точнее сказать, духовное путешествие в поисках истины. Конечным результатом эмоционального порыва стало его учение, в котором он обрел желаемые бесстрастность и совершенство.

Избавление от старой одежды и острижение волос «цвета меда» (у горного меда темно-коричневый цвет, переходящий в нежно-смолистый) на голове и лице символизировали отказ от дхармы кшатрия и обозначали вневарновое существование.

В дальнейших действиях и рассуждениях Сиддхартхи какие-либо эмоции, по-видимому, не играли заметной роли. Именно она, эта бесстрастность, позволила ему заглянуть в бездонные глубины собственного сознания. Присмотревшись внимательно, он обнаружил в себе самом нечто неожиданное — первопричину всего сущего. Чему тут удивляться, ведь вся человеческая жизнь состоит из парадоксов! Тем более скрыться от себя невозможно. А быть захлестнутым эмоциями и оскорбленными чувствами — то же самое, что заниматься самоуничтожением. Взращенная агрессия к кому-либо сравнима с бумерангом. Она всегда возвращается к тому, от кого исходит.

За несколько часов Сиддхартха Гаутама переместился из привычного мира благополучия и любви неизвестно куда, скажем расплывчато, но откровенно — поближе к без-бытному существованию. Объяснение обстоятельств того, почему это произошло, разумеется, вызывает определенные сомнения, которые при сильном желании и изворотливости ума не так-то сложно устранить. Но совершенно непонятно и загадочно, как он совершил побег при том, как повествует предание, строгом и тайном надзоре, что установил над ним отец. Я думаю, что в таком случае его уход из родного дома по сложности исполнения ничуть не уступает побегу из замка Иф Эдмона Дантеса. Не случайно ведь боги, как поясняет то же самое предание, содействуют выполнению Сиддхартхой Гаутамой тщательно продуманного, всячески поддержанного ими плана и погружают бдительную стражу в беспробудный сон.

Размышляя о произошедшем событии, особенно о том, как психологически решился на побег Сиддхартха Гаутама, приходишь к одному логичному, но не бесспорному выводу.

В характере Сиддхартхи Гаутамы отсутствовало добродушие, которое возникает у людей с расслабленной волей и безразличным отношением к собственной жизни. Налаженный и однообразный быт не способствует развитию ума и делает людей безынициативными.

Например, у Ильи Ильича Обломова — главного героя романа Ивана Александровича Гончарова (1812–1891) — нет особого стремления ни к чему. Какое-то время подобную жизнь вел Сиддхартха Гаутама. Но вдруг его прежняя беззаботность куда-то исчезла сама по себе и появилась решимость стойко вынести любые удары судьбы. Почему это произошло?

Можно только предполагать, что заставило его решиться на безрассудный шаг уйти из дома.

Причина первая. Он, вероятно, сам ужасался глухоте и равнодушию близких ему людей к его побуждениям жить иначе, возненавидел условия навязанной ему игры в неразумное дитя, изнемогал от лжи и лицемерия, повсеместно распространившихся в его среде, едва не сходил с ума от ежедневного священного бормотания домашнего жреца- пуджари. Особенно его раздражала манера нижестоящих рассуждать в духе идей и мыслей тех, кто возвышался над ними. Все это он стоически претерпевал годами, хотя и с трудом.

Причина вторая. Его побег был либо жертвенным самоотречением, отказом от того, что называют «жизнью на разрыв аорты», либо следствием природной или какой-то иной катастрофы, сопровождаемой многочисленными человеческими жертвами.

Через два с половиной столетия подобное состояние шока испытал Ашока, правитель империи Мауриев. Огромные человеческие жертвы, которыми сопровождалось завоевание государства Калинги, расположенного на территории нынешнего индийского штата Орисса, настолько потрясли императора, что он со временем принял буддийское учение и сделал мемориальными места, связанные с жизнью и деятельностью Будды.

Вспоминается еще один человек, совесть которого была омрачена кровавой бойней, учиненной его соотечественниками, англичанами, 31 марта 1904 года в Тибете на подступах к урочищу Туна за перевалом Тангла. Я имею в виду полковника Фрэнсиса Эдуарда Янгхазбенда. Он был фактически заместителем бригадного генерала Джеймса Мак-Дональда, отдавшего приказ открыть огонь из пулеметов «максим» по тибетским воинам, вооруженным почти забытыми европейцами кремневыми ружьями. Ни посвящение в рыцари, ни другие милости со стороны короля Георга V так и не избавили его от самоощущения, что пусть и на короткое время, но он был тупым и послушным палачом. Единственным прибежищем его на старости лет стал буддизм.