Чарльз Чаплин - Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

Спасибо, мистер Чаплин.

На премьере «Огней рампы» побывала вся блестящая публика, включая министров кабинета французского правительства и иностранных послов. Понятно, что посол США на премьере не появился.

В «Комеди Франсэз» в нашу честь дали специальное представление «Дон Жуана» Мольера, в котором были заняты самые знаменитые актеры Франции. В тот вечер фонтаны Пале-Рояля заработали и зажгли свои огни, и нас с Уной приветствовали молодые студенты «Комеди Франсэз», одетые в ливреи XVIII века и держащие канделябры с зажженными свечами в руках. Они проводили нас до входа в фойе театра, блиставшего великолепием самых красивых женщин Европы.

Точно так же нас принимали и в Риме, где мне вручили очередную награду. Я побывал на приеме у президента и министров кабинета. Довольно интересный эпизод произошел прямо перед предварительным показом «Огней рампы». Министр культуры предложил мне пройти в кинотеатр через заднюю дверь, чтобы избежать встречи с собравшимися у главного входа. Я удивился предложению и сказал, что если люди проявили терпение и долго стояли у входа только для того, чтобы увидеть меня, то я должен появиться перед ними. Министр продолжал убеждать меня, что гораздо лучше все-таки воспользоваться служебным входом и избежать проблем, при этом на лице у него было какое-то странное выражение. Я продолжал настаивать на своем, и он в конце концов сдался.

В тот вечер предварительный показ ничем не отличался от всех остальных. Мы подъехали на лимузине, и толпу отодвинули в самый конец улицы – я еще подумал, что слишком далеко. Со всей своей элегантностью и шармом я вышел из машины, обошел ее и оказался на середине улицы, где приветственно, в стиле генерала де Голля, взмахнул руками под светом вспышек и прожекторов. И в то же мгновение в меня полетели помидоры и всякие другие овощи. Я не сразу понял, что происходит, пока мой итальянский приятель, переводчик, не закричал сзади: «Никогда бы не поверил, что такое может случиться в моей стране!» Впрочем, в меня не попали, и мы быстро скрылись за дверью в кинотеатр. Тут до меня дошел весь юмор ситуации – я начал смеяться и никак не мог остановиться. Даже мой итальянский приятель не смог удержаться от смеха.

Чуть позже мы узнали, что нападавшими были молодые неонацисты. Надо сказать, что в их поступке не было ничего особо угрожающего, все больше походило на демонстрацию. Четверых из них немедленно арестовали, и полиция хотела знать, буду ли я возбуждать дело против них.

– Конечно нет, – ответил я, – они совсем еще мальчишки.

Ребятам было лет по четырнадцать-шестнадцать. На этом все и закончилось.

Незадолго до отъезда из Парижа в Рим мне позвонил Луи Арагон, поэт и редактор газеты «Леттр Франсэз». Он сказал, что Жан-Поль Сартр и Пабло Пикассо очень хотят со мной познакомиться. Я с удовольствием пригласил их на обед. Они предпочли встретиться в спокойном, непубличном месте, поэтому я просто пригласил их к себе в отель. Как только Гарри Крокер, мой пресс-атташе, услышал об этом, то едва ли не впал в истерику.

– Это сведет на нет все хорошее, что мы успели здесь сделать с тех пор, как покинули Штаты.

– Гарри, во-первых, мы не в Штатах, а во-вторых, эти три джентльмена – самые великие художники мира, – ответил я.

Ни Гарри, да и никто другой, еще не знал, что я принял твердое решение не возвращаться в США, где у меня все еще была собственность, от которой я пока не избавился. Гарри чуть было не заставил меня поверить в то, что наша встреча с Арагоном, Пикассо и Сартром была конспиративной сходкой заговорщиков, решивших покончить с демократией Запада. Однако все его страхи и опасения отнюдь не помешали ему взять автографы у «конспираторов». Естественно, Гарри не был приглашен на обед. Я сказал ему, что к нам должен был присоединиться Сталин, который не хотел, чтобы предстоящий разговор слышали третьи лица.

Я мало что могу рассказать о том вечере. Только Арагон мог немного изъясняться по-английски. Разговор с помощью переводчика можно сравнить со стрельбой по удаленным целям, когда требуется время, чтобы понять, поражена цель или нет.

Арагон был привлекательным мужчиной с резкими чертами лица. У Пикассо было интересное выражение лица – этакая смесь улыбки и удивления, которая более подходила для акробата или клоуна, а не для художника. У Сартра лицо было круглое, без каких-либо явных черт, но все вместе они делали его лицо живым и красивым. Он мало говорил, и трудно было понять, что у него на уме. Вечером, после обеда, Пикассо пригласил нас к себе в студию на левом берегу Сены – кстати, он до сих пор там иногда работает. Поднимаясь по лестнице, на двери квартиры этажом ниже я заметил объявление, которое гласило: «Студия Пикассо находится этажом выше. Спасибо».

Мы зашли в жалкую, похожую на амбар мансарду, в которой даже Чаттертон [161] Английский поэт-романтик XVIII в., не получивший признания и покончивший жизнь самоубийством в 17 лет (прим. ред.). не захотел бы умирать. Комнату освещала подвешенная к балке электрическая лампочка, свет от которой падал на старую железную кровать и развалившуюся печку. У стены были сложены покрытые толстым слоем пыли полотна. Пикассо поднял одно, и это оказался Сезанн, да еще какой! Он продолжал показывать картины одну за другой, и мы получили возможность полюбоваться пятьюдесятью шедеврами. Я хотел даже предложить ему круглую сумму за все, просто чтобы освободить мансарду от накопившегося хлама. Да, в этом горьковском «дне» была настоящая золотая жила.

После премьеры фильма в Париже и Риме мы вернулись в Лондон, где прожили еще несколько недель. Мне предстояло найти дом для семьи. Друзья предложили уехать в Швейцарию. Конечно же, я бы хотел остаться в Лондоне, но мы боялись, что здешний климат может не подойти детям, а еще мы сильно опасались блокировки наших счетов.

И вот с чувством легкой грусти мы собрали вещи и отправились в Швейцарию. На короткое время мы остановились в Лозанне, в отеле «Бо-Риваж», прямо на берегу озера. Стояла осень, погода хмурилась, но горы были, как всегда, красивы.

Поиски подходящего жилья заняли около четырех месяцев. Уна ждала пятого ребенка и сказала, что из роддома ехать в отель не собирается. Ее категоричность подстегнула меня, я активизировал поиски, и наконец мы решили поселиться в поместье Мануар-де-Бан, в местечке Корсье, что чуть выше Вевё. К приятному удивлению, мы стали обладателями пятнадцати гектаров земли с великолепным садом, где росли вишневые деревья, сладчайшие зеленые сливы, яблони и груши. На огороде выращивали клубнику, вкуснейшую спаржу и кукурузу, и впоследствии, когда наступал сезон, мы часто устраивали туда паломничество. Перед террасой дома была огромная поляна гектара в два, на которой росли высокие деревья, вдали за ними блестело озеро и возвышались горы.