Иван Третьяк - Храбрые сердца однополчан

Не слишком пышно был обставлен тот праздник, отмечавшийся в нескольких километрах от передовой, но значение имел огромное. Стоял на лесной поляне четкий строй — побатальонно и поротно. Вызываемые к месту вручения наград отчеканивали шаг по травянистой, схваченной первыми заморозками земле, проходили под сенью гвардейского Знамени… Волнующие, незабываемые минуты торжества победителей.

Когда подошел командир батальона гвардии майор Боронин, награжденный орденом Красного Знамени, я, передавая коробочку, пожимая его руку дольше и крепче, чем обычно принято, не мог сдержать своих чувств. И повторял сбивчиво при этом: «Поздравляю тебя, Коля… вас, Николай Андреевич!..»

Славный орден с красно-белой муаровой лентой, засверкавший на груди офицера, напомнил мне о проведенном и выигранном им бое — будто кинопередвижка подкатила сюда, на поляну, и я велел «прокрутить» боевой эпизод еще раз.

В том бою в районе крупного вражеского опорного пункта на Видземской возвышенности стрелковый батальон Боронина разгромил несколько артиллерийских подразделений противника на огневых позициях.

Батальону, двигавшемуся в головном отряде, была поставлена задача оседлать развилку дорог и в дальнейшем наступать на населенный пункт. Сосредоточив свою артиллерию в лесу, что севернее населенного пункта, немцы всеми силами старались удержать большак. С приближением батальона они открыли по нему шквальный огонь. Комбат верно сориентировался в обстановке и принял решение внезапными фланговыми ударами зажать врага в клещи.

Тактический остроумный замысел был блестяще осуществлен. Старший лейтенант Шемякин повел свою роту лесом, в обход справа, лейтенант Сизов стремительно проскочил с подразделением болото у дороги. В лесу обе роты соединились, действительно стиснув противника в клещах. В результате около 200 гитлеровских трупов осталось на поле. Батальон захватил 20 орудий, в том числе четыре 155-мм пушки, 80 лошадей, большой обоз с военным имуществом, взял несколько десятков немцев в плен. К этому следует добавить факт совершенно изумительный, может быть, равнозначный еще одной победе: атакующий батальон не потерял в бою ни одного солдата!

Победу обеспечили стремительность маневра, смелый бросок сквозь зону артиллерийского огня, внезапность фланговых ударов, а также боевая дерзость командира.

Нередко приходится мне встречаться с политработниками, выступать на различных сборах, семинарах и собраниях. И когда после моего официального, что ли, выступления с трибуны у нас завязывается интересный и по-партийному прямой разговор — то ли с опытными начальниками политорганов, то ли с молодыми замполитами рот и батальонов, то ли с порывистыми комсомольскими работниками, — я вновь и вновь переживаю чувства, зародившиеся в душе моей во время фронтовой совместной боевой службы и жизни с политработниками. Самые лучшие, самые искренние чувства! Мужественные офицеры, умные советчики, способные организаторы, они были назначены в подразделения заместителями командиров по политчасти, а их по доброй памяти любовно называли комиссарами.

— Атака по моему сигналу. В правофланговую роту пойду я, а в левофланговую — мой комиссар!.. — звучит в памяти голос комбата Боронина.

— Что-то не разберусь я, несправедливо получается… Пойду к нашему комиссару! — столь же ясно слышится обидчивая речь взводного Сизова.

— Такое письмо, такое письмо получил, братцы, из дому! — доносится радостно-ломкое солдатское восклицание. — Пойду-ка я покажу его комиссару.

К политработнику по любому делу — и с боевым распоряжением, и с жалобой, и за советом, и с письмом-треугольничком, которое никак не может поместиться в нагрудном кармане.

Откуда же они брались, где, в каких краях росли, такие необыкновенные люди, политработники? Из наших же офицеров, сержантов, из солдат назначались. Из училищ ускоренного типа прибывали. И разумеется, обыкновенные люди, из того же теста, что и весь фронтовой народ. Но уже само звание — политработник — ко многому обязывало, поднимало человека на высоту партийного представительства в подразделении и партийной ответственности. Наделенный большим доверием, окрыленный идеей правого дела, фронтовой политработник становился душой и совестью воинского коллектива.

Кто-то в разговоре заметил, что прибывший недавно в батальон замполит старший лейтенант Павел Шептунов «влился в строй». Не помню кто, но верно и метко выразился товарищ. Старший лейтенант именно «влился». Может быть, слово звучит несколько необычно, когда речь идет о человеке, но вместе с тем оно верное по смыслу. Чтобы стать неотъемлемой частицей коллектива, надо показать себя в деле, в бою.

Жизнь фронтовика, кем бы он ни был — рядовым солдатом или старшим начальником, часто обрывалась в ту минуту, когда начиналась очередная атака. У коммуниста же, тем более у партийного руководителя, как известно, есть высочайшее преимущество — он имеет право пойти в бой и погибнуть первым.

Замполит стрелкового батальона старший лейтенант Павел Шептунов — любимец всего личного состава полка, его хорошо знали и ценили в политотделе, о нем уважительно отзывался наш комдив А.Т.Стученко — геройски погиб на подступах к Ельне.

А сколько их, политработников, погибло на путях нашего дальнейшего наступления! Скольких мы оставили в братских могилах на околицах освобожденных городов и сел, под алыми звездочками сооруженных наскоро деревянных обелисков…

Храбрости, идейности, стойкости было не занимать им, нашим фронтовым замполитам. Но всегда меня восхищало их умение оказываться именно там, где всего нужнее, где в данный момент решается судьба боя. Это, по-видимому, первейшее организаторское качество политработника — верно определить точку приложения сил.

Как сейчас, помню: перед наступлением, когда мы с ротными командирами изучали полученную задачу, выбирали лучший вариант предстоящих боевых действий, в землянку втиснулся бочком (он был рослым парнем) Шептунов и положил перед комбатом тетрадный лист. Коротко пояснил:

— Список агитаторов.

Командирам, в том числе и мне, показалось, что замполит явился со своим списком некстати. Комбат пробормотал недовольно:

— Займись ты ими сам, Паша! Тут боевые дела планируем, а ты с агитаторами суешься…

Шептунов промолчал, но тетрадный листок с глаз комбата не убрал — так и оставил его лежать поверх карты. Майор отодвинул его в сторону, но замполит опять водворил на середину.

— Это имеет прямое отношение к боевым делам, — глухо молвил он вроде бы про себя.

Комбат сверкнул глазами в его сторону. Возражений майор не терпел вообще, а когда вот так горбился над картой, размышляя о завтрашней атаке, — к нему просто не подходи.