Иван Третьяк - Храбрые сердца однополчан

— Пленные. Даже офицеры есть… — ответил Дятлов.

Так мы, сами находясь во вражеском тылу, начали брать тех же врагов в плен. И потом пришлось переправлять их под конвоем через линию фронта.

Дятлов почти весь свой боевой путь прошел взводным командиром, вырос на этой должности от старшины до старшего лейтенанта. Лишь к концу войны был назначен командиром пулеметной роты. Подразделение принял от Норика, поддержал в роте лучшие традиции, сильный боевой дух и много хорошего своего внес в воинский коллектив. Во время жаркого боя частенько определял себе место в одном из взводов, иногда — в «своем». Любил по-прежнему сам взяться за рукоятки «максима», и тогда несдобровать гитлеровцам, попадавшимся в поле его зрения.

Люди в роте были как на подбор: все коммунисты и комсомольцы, все отличные огневики. Дисциплина поддерживалась на высшем уровне, и как она сказывалась в бою, можно судить по железной выдержке пулеметчиков, по их беспрекословному повиновению командиру. Когда бы ни заглянул в роту, всегда увидишь должный воинский порядок, который подчас очень нелегко было соблюдать в условиях фронта. Солдаты подтянуты, чисто выбриты, опрятно одеты. Всегда у пулеметчиков было что самим поесть и чем гостей попотчевать.

Что же еще рассказать о Дятлове? Человек, как видите, незаурядный и вместе с тем особенное не сразу в нем подметишь. У нас в полку его больше всего любили, как мне кажется, за скромность, общительность, простоту, военную хитрость. Умение обвести врага вокруг пальца, подставить ему ножку, выхватить у него что-то из рук — все это составляет элементы той же тактики, все это обусловливает победу.

За действиями пулеметчиков наши гвардейцы следили в боевой обстановке ревниво и с надеждой. В боевых порядках того или иного подразделения, выжидавшего решительной минуты, можно было услышать доверительно-трогательное о командире «пуль-роты»:

— Сейчас Дятел начнет долбить…

— Уж он как долбанет, Дятел-то наш, так только держись!

— А что же Дятла не слыхать, крестьяне?

— Погодь-погодь… Дятел знает, когда ударить.

Гитлеровцы за ним, конечно, охотились. Если в небе по радио звучало тревожное: «Внимание, в воздухе Покрышкин», то и на земле в этом смысле передавалось по связи предупредительное: «Внимание, на фланге пулеметчики!» И такого аса своего дела, как Дятлов, на участке фронта хорошо знали. Принимались определенные меры безопасности. Например, мы пулеметчиков не сажали вместе с другими пехотинцами десантом на танки. Да и сам Дятлов этого избегал. Говорил бывало:

— Я лучше буду бежать за танками. Не отстану!

Зимой пулеметы ставились на лыжи и транспортировались расчетами довольно быстро. Летом тоже находили хитроумные способы, чтобы поспевать за танками.

Пулеметчиков бдительно охраняли на отдыхе, выделяли для них землянки понадежнее, чтобы никаким калибром не разрушило в случае вражеского обстрела.

И еще несколько слов о командирской инициативе и самостоятельности Дятлова. Бывало, в связи с постановкой задачи комбат дает указания специально для пулеметчиков. И то и другое старается предусмотреть, а что-то растолковать поподробнее, после чего Дятлов, неприметно отводя взгляд в сторону, скажет:

— Все понял, товарищ майор. Теперь разрешите я тут немножко сам… доведу задачу.

Это так и знай, что все будет сделано надежно и немного повернуто по-своему. Но к лучшему! И комбат ему не мешал доводить задачу, то есть решать ее оригинально, хитроумно, с выдумкой.

Таким был на фронте Александр Дятлов, Герой Советского Союза.

Боевые действия советских войск в Курляндии продолжались до конца войны и немножко после Победы. Опять пошла среди фронтового народа та же молва насчет затяжки здешних боевых действий, только в новом варианте. То говорили, что, дескать, Жуков, возвращаясь из Берлина, поинтересовался: «А тут почему стрельба?» Теперь стали на иной лад рассказывать. В Москве, мол, уже победу отпраздновали, салют отгремел, и в наступившей мирной тишине вдруг послышалась отдаленная канонада. «Что это?» — спрашивают удивленные москвичи. А им отвечают: «А это Ленинградский фронт курляндскую группировку доколачивает». Нашей 29-й гвардейской стрелковой дивизии пришлось и наступать, и сдерживать рвущегося на простор врага, и маневрировать силами, искусственно создавая превосходство на узких участках фронта. Постоянные бои сделались нашей будничной работой.

Гвардейцы сознавали: что поручено, то надо выполнять. И что положено кому, пусть каждый совершит…

В конце войны боевая деятельность наших соединений, может быть, находилась в тени, ратные подвиги гвардейцев, возможно, оставались неведомыми, во всяком случае, о них не говорили радио и газеты, ежедневно сообщавшие (и заслуженно) о делах тех, кто громил ненавистный фашизм в его собственном логове, брал Берлин. И все равно наши солдаты и офицеры шли в бой смело, дрались самоотверженно — с таким же самосознанием, как раньше.

Этому морально-боевому качеству советских воинов нет цены. Эта воинская доблесть не ради славы, а во имя исполнения приказа ни с чем не сравнима. Был уже повержен фашистский Берлин, наступил уже мир, а на Прибалтийском побережье все еще шла война не на жизнь, а на смерть. И люди шли в огонь в беззаветном стремлении выполнить боевой приказ.

Точно так же в мирное время во имя государственных интересов социалистической Родины выполняются боевые задания. И ни один воин не скажет: «Почему я должен рисковать, в то время как другие наслаждаются жизнью?» Подобных вопросов нет и не может быть. Каждый понимает: послали его — значит надо действовать.

Никогда не забыть мне партийного собрания в роте старшего лейтенанта Николая Глусова. Звучит и поныне звонкий, страстный голос выступавшего сержанта:

— Берлин взят советскими войсками. Но в предстоящем бою никто из нас не будет жалеть себя!

— Пусть советские люди счастливо празднуют победу, а мы завтра пойдем в атаку! — столь же искренне прозвучал другой голос.

Это открытое партийное собрание, на котором присутствовала вся рота, состоялось вечером 7 мая 1945 года. Его протокол вряд ли сохранился, а мог бы по праву занять место в экспозиции реликвий Музея боевой славы.

Утром 8 мая 1945 года на нашем направлении завязались бои, обещавшие превратиться в большое сражение. Оно разгорелось и набирало силу как пожар, занявшийся сначала малыми огнями и постепенно охвативший пламенем все окрест.

87-й гвардейский был введен в бой на правом фланге дивизии, в стыке с соседним соединением. Батальоны хорошо пошли в атаку с первого шага — это было видно с нашего НП и это по всему чувствовалось. Командиры и политработники подразделений двигались непосредственно в боевых порядках. Некоторые ротные командиры вопреки всяким сдерживающим указаниям встали в цепь атакующих, взяли в собственные руки оружие. Вразрез с указаниями, которые сам делал, я в душе оправдывал этих беззаветно храбрых командиров. Никто из них никогда не искал в бою места побезопаснее, а в этом последнем наступлении особенно ярко сверкали звездочками их офицерские погоны — особое мужество проявили они, верные сыны Отчизны.