Владислав Микоша - Рядом с солдатом

— Надо догнать его! — Шоломович первым выскочил иэ машины.

Мы побежали за танком, но тут же утонули в вязком снегу.

Танки ушли от нас.

Кажется, целую вечность мы выбирались иэ этой чертовой ложбинки. Взмокли страшно. Наконец Феде удалось после многочисленных маневров тронуть полуторку задом. Подталкивая машину с двух сторон, мы выбрались на пригорок и остановились в изнеможении возле танка.

— Вот это да! Неплохо устроились! Нам бы так! — оживился Шоломович, увидев, что рядом с танком, у самых гусениц, укрытые красной периной, спят два танкиста.

— Вот видишь, спят в тылу у немцев и ничего пе боятся, а мы сдрейфили в овражке одни остаться! Срам! — сказал я в тон другу.

— Здесь фашистов днем с огнем не разы… — Давид осекся, потому что в этот момент рядом засвистели пули, и тут же донеслась пулеметная очередь.

— Ложись! — крикнул Федя, и мы попадали в кювет за танком.

Снова стало тихо. В стороне, куда ушли танки, будто вспыхнули яркие молнии, и мгновение спустя тяжело грохнули орудийные залпы.

— Наши ведут бой! А мы здесь загораем… — как бы обращаясь больше к себе, сказал Давид.

— С кем же? Ведь там должно быть море? — Я вспомнил карту, показанную нам Трояновским.

— Нет, это бьет тяжелая батарея, и похоже, что морская, корабельная, как там, на Черном море… Уж не по танкам ли гитлеровцы лупят?

Снова наступила тишина. Я выглянул из кювета. В ста метрах от нас была редкая березовая роща, за ней просвечивали дома Помендорфа. Луна еще ниже склонилась над березами, и длинные тени перепоясали искристый снег. За березами я увидел шевеление…

— Смотри, немцы! Скорее будите танкистов! — крикнул я друзьям.

Федор щелкнул затвором автомата, приготовился.

Между березами мелькали тени, а присмотревшись, мы увидели, как по глубокому снегу переползали в белых халатах немецкие автоматчики. Кулаков полоснул по ним длинной очередью. Тут же начали взвизгивать ответные пули, и наша полуторка затрещала, пронизанная ими.

Я стащил перину с танкистов и потянул одного из них за сапог, так сильно, что он съехал в кювет.

— Какие там немцы? — удивился боец.

С сухим треском по башне чиркнула пуля. По стволу и башне.

— Сейчас мы им, гадам, врежем! — спохватился танкист. — А я подумал, что вы, товарищ майор, шуткуете! Коля! Вставай!

Заспанный наводчик полез в башню.

Немцы подошли совсем близко. Мы, не сговариваясь, вытащили пистолеты. Только на что они годны?!

Слева от нас за лесом полыхает зарево. Еще один взрыв потряс ночь, и новый костер поднял свой кровавый стяг над черной зубчаткой леса.

— Владислав! Не наши ли танки горят? — встревожился Давид.

Да, пожалуй, я был прав, когда высказал предположение, что корабельная артиллерия била по нашим танкам, вышедшим к морю.

Федя снова застрочил и осыпал нас стреляными гильзами. Гитлеровцы подползли к крайним березам. Между нами осталось открытое снежное поле.

Наконец ожила башня нашего танка, и пушка нацелилась на рощу. Резко ударили в уши один за другим выстрелы.

Канонада за лесом утихла, только дрожащее пламя продолжало лизать темное небо.

По кузову полуторки снова застучали пули. И опять наступила тишина. Оказывается, у Федора кончились патроны. Он, лежа в снегу, откинул автомат в сторону и вытащил из-за голенища немецкий парабеллум. Танкисты еще раз ударили по березовой роще.

Багрово-Красная луна ушла за ажурную зубчатку елей. Стало темно. Как только начиналось за березами движение, танк давал немцам знать о себе.

Наступила тишина. И — тьма, даже снег и тот почернел. Где-то далеко-далеко раздавались неясные звуки.

— Танки идут! — сказал тревожно Федя.

— Неужели немцы?

Вдруг из-за деревьев в стороне от Помендорфа мелькнули острые лучи фар.

— Наши! Наши! — закричал Кулаков.

Наш танк ударил по роще еще несколько раз, но она не отозвалась. Фашисты молчали. Они, видимо, убрались.

Вскоре к нам подошли два танка Т-34 и несколько «студебеккеров» с боеприпасами. Мы залезли в продырявленный кузов нашей машины и двинулись обратно в Помендорф.

Наутро мы снимали на берегу Балтики серый, хмурый залив Фриш-Гаф. Лес мачт судов и рыбачьих лодок, затухающие пожары, наши танки на берегу залива…

Уже спустя много лет я прочел в воспоминаниях Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского о событиях тех дней:

«Уже 25 января танковая армия своими передовыми частями, а 26-го — главными силами вышла к заливу Фриш-Гаф в районе Толькемито (Толькмицко) и блокировала Эльбинг, отрезав этим пути отхода противнику из Восточной Пруссии на запад.

С выходом войск правого крыла 2-го Белорусского фронта к Эльбингу (2-я Ударная армия), к заливу Фриш-Гаф и Толькемито (5-я гвардейская танковая армия) вся восточнопрусская вражеская группировка была полностью отрезана от остальной Германии» [3] Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1980, с. 303. 306. .

Потом был штурм Эльбинга, тяжелые бои в Восточной Померании, преследование врага днем и ночью. Дальше — длительная осада города и крепости Грауденц (Гродзенц), где были блокированы 15 тысяч вражеских солдат и офицеров, штурм и взятие крепости. Это был февраль сорок пятого. И опять жесточайшие бои.

Март расквасил дороги, закрыл небо плотным серым одеялом, щедро сыпал мелкий пронизывающий дождик. Мы рвались к Данцигу (Гданьску). Во вторую половину месяца начало пробиваться солнце. В такой солнечный день я снимал освобождение Цоппота (Сопота), потом Гдыни. А когда в конце месяца мы вплотную подошли к Данцигу, снова небо плотно затянулось низкой серой облачностью. Бои за эти три города, бывшие как бы продолжением один другого, были особенно кровопролитными, и потому взятие Гданьска — главного опорного пункта фашистов в Восточной Померании — было для нас особенно радостным.

Я снимал старинный город, разрушенный боями, верфи Шехау с готовыми к бегству немецкими подлодками, нескончаемые колонны пленных, немецких беженцев, разбивших свой лагерь на площади перед Артусовым дворцом.

Восточная Померания была очищена от врага. 2-й Белорусский фронт выполнил свою задачу в Восточно-Померанской операции. А мы оставили истории тысячи метров пленки, снятой нами в эти первые месяцы сорок пятого года.

После освобождения от врага польского Поморья наш 2-й Белорусский перегруппировался па штеттин-ростокское направление, к Одеру — для участия в предстоящей Берлинской операции.

Мы снимали перегруппировку войск.

Итак, наша группа на Одере. И сюда, на передний край 2-го Белорусского фронта, талые воды Одера принесли весну. Грайфенхаген — маленький городок на самом берегу реки. Здесь будет бросок на левобережье. А пока идет подготовка к форсированию водного рубежа.