Джек Фэруэдер - Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц

Варшава, 1939 год

*) — {4}

Джон Гилкс

Польских женщин ведут на расстрел. 1939 год.

Предоставлено Национальным цифровым архивом Польши

В самом низу расовой иерархии находились евреи, которых Гитлер вообще не считал людьми — скорее, паразитическим подвидом человека, стремящимся уничтожить немецкий народ. Гитлер пригрозил истребить всех европейских евреев, если «международные еврейские финансисты» спровоцируют новую мировую войну. Однако осенью 1939 года нацистское руководство еще не до конца сформулировало свои планы в отношении евреев. В результате оккупации Польши под властью нацистов оказалось два миллиона евреев — в десять раз больше численности еврейского населения Германии. В сентябре Рейнхард Гейдрих, заместитель главы СС, разъяснил своим подразделениям, что еврейский вопрос нужно решать постепенно. Он приказал сосредоточить евреев в городах и подготовить их к выселению в резервацию у новой границы с Советским Союзом. Евреям предписывалось носить на рукаве или на груди «звезду Давида» и так же помечать свои магазины и мастерские. Их подвергали всяческим преследованиям. «Приятно наконец… иметь возможность разобраться с еврейской расой физически, — заявил Ганс Франк в своей речи в ноябре. — Чем больше их умрет, тем лучше» [53].

Витольд наверняка читал официальные указы Франка, расклеенные на фонарных столбах по городу. Он понимал, что немцы хотят уничтожить Польшу, разорвав ее социальную структуру и натравив этнические группы друг на друга. Но он видел и проявления протеста: листовки со словами «Нам плевать» (буквальный перевод польского выражения звучит так: «Вы у нас глубоко в заднице») и гигантский плакат в центре города с изображением Гитлера, которому пририсовали закрученные усы и длинные уши. Это внушало надежду. Девятого ноября Витольд связался со своим товарищем Яном Влодаркевичем и организовал встречу потенциальных новобранцев в квартире своей невестки в Жолибоже, районе на севере Варшавы. Витольд шел по мокрым от дождя улицам. Он торопился: нужно было успеть до семи часов вечера, до наступления комендантского часа [54].

Его невестка, Элеонора Островская, жила в двухкомнатной квартире на третьем этаже. Хотя Жолибож пострадал от бомбежек меньше, чем другие районы города, в большинстве квартир были выбиты окна и отсутствовало электричество. Элеонора открыла дверь и впустила Витольда. У ее ног ползал двухлетний сын Марек. Витольд и Элеонора были едва знакомы. Элеонора, жена брата Марии, была милой, крепко сложенной тридцатилетней женщиной с тонкими губами, бледно-голубыми глазами и русыми волосами, собранными в пучок. Ее муж Эдвард, офицер кавалерии, пропал без вести в самом начале войны, и ей приходилось совмещать заботу о Мареке со службой в министерстве сельского хозяйства — одном из немногих правительственных ведомств, не закрытых нацистами [55].

Вход в дом номер 40 на проспекте Войска Польского.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

Вскоре пришел Ян. Он тяжело дышал и с трудом поднялся по ступеням. По пути в Варшаву он был ранен — ему прострелили грудь. К счастью, пуля не задела жизненно важные органы, и он отлеживался у матери. Затем пришли еще несколько человек, в основном офицеры и студенты-активисты, отобранные Яном. Элеонора заклеила окна бумагой, но в квартире все равно было холодно. Не снимая верхней одежды, они сгрудились вокруг обеденного стола, на который Элеонора поставила свечу [56].

Ян огласил свои неутешительные выводы относительно их положения: Польша проиграла, потому что руководство страны не сумело создать католическую нацию и использовать веру как основу для борьбы с захватчиками. Ян считал, что поражение Польши следует воспринимать как шанс на восстановление страны. При этом нужно опираться на христианские верования и стараться пробудить религиозный пыл молодого поколения. В дальнейшем он надеялся на поддержку со стороны правых сил, но на данный момент планировал обратиться к широким слоям населения и призвать людей сопротивляться двойной оккупации страны [57].

Элеонора Островская. 1944 год.

Предоставлено Мареком Островским

Витольд, как и многие люди в Варшаве, определенно разделял чувства Яна и его недовольство действиями польского правительства, но он редко посвящал в свои мысли других и опасался, что откровенно религиозная трактовка их миссии оттолкнет потенциальных соратников. В то время он больше думал о перспективах организации эффективного подпольного сопротивления [58].

До глубокой ночи они обсуждали стратегию, затем перешли к распределению ролей. Ян будет руководителем, Витольд — главным вербовщиком. Организацию назвали Тайная польская армия (Tajna Armia Polska). На рассвете они покинули квартиру Элеоноры и, соблюдая все меры предосторожности, отправились к Полевому кафедральному собору Войска польского — эта церковь в стиле барокко находилась на окраине Старого города. Там они попросили знакомого священника засвидетельствовать их клятву. Стоя на коленях перед слабо освещенным алтарем, они поклялись служить Богу, польскому народу и друг другу. Священник благословил их, и они ушли — усталые, но воодушевленные [59].

Витольд начал вербовать людей. Зима в тот год наступила рано. Часто шел снег, Висла замерзла. В городе уже действовало около сотни подпольных ячеек. Среди них были объединения, которыми руководили военные, были коммунистические и профсоюзные организации, группы творческих работников, была даже группа химиков, задумавших применить в войне биологическое оружие. Немцы контролировали популярные места встреч, такие как гостиницы «Бристоль» и «Адрия», но появились и новые точки сбора подпольщиков. Эти места называли подпольными явками. Одним из таких мест был ресторан «У Эльны Гистедт», названный в честь шведской опереточной певицы, которая открыла его специально для того, чтобы обеспечить работой своих друзей-артистов. За столиками ресторана собирались кучки заговорщиков. Большинство из них знали друг друга. Люди делились слухами или новостями из нелегальных радиоточек о контрнаступлении союзников, которое ожидалось весной [60].

В это же время возле центрального железнодорожного вокзала вырос черный рынок, где торговали одеждой и продуктами, долларами, драгоценностями и поддельными документами. Крестьяне контрабандой везли из сел и деревень товары: под одеждой, в потайных сумках и даже в бюстгальтерах [61].