Юван Шесталов - В краю Сорни-най

Итак, летят в пух и прах привычные представления! Познание мира всегда происходило подобным образом: летели в пух и прах привычные представления. Тут уж без свидетельств истории не обойтись.

Я читал это письмо, а в памяти всплывали другие строки:

«Теперь же я хочу рассказать, о чем слышал от Гюраты Роговича, новгородца, который поведал так: «Послал я отрока своего на Печору, к людям, дающим дань Новгороду. И когда пришел отрок мой к ним, то от них пошел на землю югорскую. Югра — народ, говорящий непонятно, и живет в северных странах…»

Это первое сообщение русских летописей о Югорской земле — так тогда называли огромный край от Урала до Енисея.

«Дивное чудо нашли, о котором мы не слыхивали раньше!..»

Так воскликнул древнерусский летописец XI века, передавая рассказ новгородца, который побывал в «полунощных странах».

И, наверно, как сказителя, слушали путешественника, увидевшего неведомые края:

«Есть горы, упирающиеся в луку морскую, высотой, как до неба…»

Наш сравнительно невысокий Урал, заснеженные хребты которого протянулись до самого Ледовитого океана, древнему путешественнику показался высоким и загадочным:

«И в горах тех стоити крик великий, и говор, и кто-то сечет гору…»

Но сквозь это сказочное, фантастическое восприятие прорезается и реальное:

«И в горе той просечено оконце малое, и оттуда говорят, и не понять языка их, но показывают на железо и делают знаки руками, прося железо; и если кто даст им нож ли, они в обмен дают меха…»

Это уже, конечно, охотники Севера. Не понял же их древний новгородец потому, что они говорили на своем языке. А к железу северяне и до сих пор неравнодушны, нож и сегодня лучший подарок для охотника. И он в долгу не останется: за острый нож гость получит щедрый отдарок: «пушистое золото» — дорогие меха.

«Путь же к тем горам непроходим из-за пропастей, снега и леса, потому и не доходим до них никогда; этот путь идет и дальше на Север…»

Но каким бы трудным ни был путь, загадочная Югра манила смелых землепроходцев. Она казалась новгородцам сказочной, богатой страной, где происходят чудеса:

«Вот старики наши ходили на Югру. Сами видели: в полунощных странах спадала туча, а в той туче спадала белка молодая, только что рожденная, вырастала и расходилась по земле; и бывает другая туча: спадают в ней олени маленькие, вырастают и расходятся…»

И в эту страну за Уралом, где белки идут дождем, а соболи скачут черной метелью, где горы золота и драгоценных каменьев, смелые землепроходцы искали неведомые тропы. Эту страну скоро стали называть необычайно емким и масштабным словом — СИБИРЬ.

Сибирью интересовались еще в античные времена. Сведения о ней встречаются в произведениях писателей и ученых Древней Греции и Рима.

В книгах Геродота, Плиния, Птолемея страну, которая находится за загадочными Рипейскими горами, называли то «страной иссейдонов», то «землей иборборейских скифов». Сказывали, что у Рипейских гор дует ветер и никогда не сходит снег. Он мягким, лебяжьим пухом кружится и стелется по земле. Там много дней светит ослепительным светом солнце, а наступит ночь — много дней солнца не дождешься, лишь звезды сияют. Страною Тьмы называли Сибирь.

«Никакое другое название не дает такого ясного представления об отличительных свойствах и характере страны во всяком смысле, как СИБИРЬ, — писал менее ста лет назад сибирский историк В. Андриевич. — Для всех она есть страна холода, непригодная для жизни и ценная для государства лишь в смысле ссылки… Справедливость этой оценки подтверждается… исторической жизнью этого громаднейшего в мире пустыря…»

Совсем, кажется, недавно Сибирь представлялась сплошным царством мрака, невежества, бесприютности. Какой же она показалась юноше с Невы?

В руках у меня новые его письма.

«Сегодня суббота. Вот я и прилетел. Прилетел в Надым. Надым — в переводе «счастье». Пока это еще не город, а большая строительная площадка, но магазины, столовая и другие бытовые дома уже есть. Поселили нас в новый дом. В комнате пять человек. Общежитие. Питаемся в столовой.

Можете меня поздравить: в понедельник выхожу на работу. Назначили меня пока плотником-бетонщиком второго разряда. Вечером буду ходить на курсы. Хочу получить специальность сварщика.

Мама, а какой у дяди Ювана адрес?»

Это обо мне. Очевидно, хотел узнать адрес моих родителей. По сибирским масштабам мой отец, братья, сестры живут рядом — каких-то полтыщи километров от Надыма. А газопровод, который берет начало в Надыме, пройдет всего в нескольких десятках километров от деревни моего детства.

«…Погода не очень холодная — минус шестнадцать, но бывает за сорок. Высылать мне никаких теплых вещей не надо. Мы все тут получили. Вы не представляете, как тут красиво! Вчера ходили в лес. Вы знаете, сколько тут дичи: куропатки, зайцы, медведи, олени…»

Да, так и написано: «Как тут красиво!»

Неужели мой суровый край, родной мне Крайний Север и на самом деле кому-то кажется красивым?! Или это опять «глаза детства»? По молодости и по неопытности, так сказать… Или изменилось время, а вместе с ним и взгляд человека вообще?

Когда-то в этих краях побывал знаменитый зоолог Брем. Ученый-немец с раздражением писал в дневнике, что природа здесь нищая и однообразная, а худосочная и бедная земля, мол, не может прокормить много народу, и потому люди селятся поодиночке.

И другие дореволюционные путешественники вторили ему. Тайга представлялась авторам этих сочинений безмолвным, безжизненным лесом. Углубляясь в лесную чащу, путешественники всегда испытывали ужас. Мрачной пустыней казалась им сибирская тайга.

«Жутко и угрюмо в урмане, — писалось в одной из таких книг. — По обеим сторонам дороги высятся громадные сосны, ели, пихты и кедры, достигающие нескольких обхватов толщиной. В глубине чащи виднеются гигантские стволы упавших деревьев, гниющих там в продолжение многих лет. Кругом стоит мертвая тишина. Ни зверя, ни птицы. Разве только иногда где-нибудь, в глубине леса, простучит дятел, нарушая гробовое молчание, да скрип подгнившего дерева возмутит эту торжественную тишину, нагоняя тяжелое уныние на душу…»

Увидеть красоту в хмуром, суровом, необжитом крае — может быть, это своеобразный талант?.. Или просто первый восторг неопытной юношеской души? Может, парень еще не «нюхал» истинного Севера, а глядит на него, как на экзотическую картину? Картина издали всегда смотрится по-особому. А стоит подойти близко, как очарование пропадает… Не произойдет ли подобное и с этим юношей?