Алексей Асмолов - Фронт в тылу вермахта

— Я полечу, — коротко и твердо сказала Маша.

Началась посадка в самолет.

Ни в эту, ни в следующую ночь от группы Муханова не приходило никаких известий.

Лишь спустя много дней мы узнали о том, что произошло в Знаменке.

В районе выброски оказалась плохая погода, десант высадился прямо на улицы города и сразу же был окружен фашистами. Все дрались до последнего патрона. Командир группы Муханов, израсходовав боеприпасы, ударил себя финским ножом в сердце. Погибли и другие десантники. Маша Приходько осталась одна. Но она мужественно продолжала борьбу. Более десятка немцев, пытавшихся захватить ее живой, полегло на одной из улиц города. Наконец патроны в автомате партизанки кончились. Маша стала отстреливаться из пистолета. Ей предлагали сдаться, но она продолжала стрелять. Кончились патроны и в пистолете. Маша достала последний, завернутый в носовой платок, который по партизанскому обычаю хранился отдельно. Однако один из фашистов, пока Маша перезаряжала пистолет, успел перехватить ее руку. Пуля, направленная в висок, прошла чуть выше.

Только одного из десантников фашистам удалось взять в плен. Это была тяжелораненая Маша Приходько. Ее поместили в специальное отделение немецкого госпиталя. Когда девушка очнулась, ее спросили:

— Сколько вас прыгнуло?

Маша молчала. Ее спросили о задании, которое получила группа, о дислокации штаба, забросившего парашютистов, о самом штабе, где она проходила подготовку. Как рассказывают очевидцы, собрав все силы, девушка приподнялась на локтях и плюнула в лицо допрашивавшему ее офицеру.

Три дня находилась Маша в немецком госпитале, отказываясь от пищи и лечения. И все эти дни ее истязали и мучили, пытаясь добиться показаний. На четвертый день фашисты отравили Машу Приходько хлороформом.

В записной книжке, сданной десантницей в штаб перед вылетом, вместе с известными песнями «Синий платочек», «Морячка», «Прощай, любимый город» были такие строки из ее дневника: «…больно смотреть, когда поганый фашистский сапог топчет нашу родную землю, испепеляет города и села, но еще больнее сознавать, что отомстишь за это не ты…»

В один из дней второй половины августа ушла на задание специальная разведывательная группа во главе с Е. Г. Романовой.

Романова родилась в 1897 году в деревне Шмидово Херсонской губернии в бедной многодетной семье. Читать и писать училась сама. Когда началась гражданская война, ушла в Красную Армию санитаркой, там встретилась с будущим мужем — коммунистом Григорием Матвеевичем Романовым. В 30-х годах они жили в Кадиевке, работали на шахте. Партийная организация направила Григория Матвеевича Романова для работы по коллективизации в села Ворошиловградчины, и Евдокия Григорьевна поехала вместе с мужем. Кулаки убили ее мужа. Евдокия Григорьевна вернулась в Кадиевку на шахту. Здесь вступила в ряды ВКП(б). Выполняла партийные поручения на селе — оказывала помощь сельским партийным ячейкам. В 1938 году ее направили на работу в детские дошкольные учреждения. Войну Евдокия Григорьевна встретила в Ворошиловграде.

Когда фашисты пришли на донбасскую землю, Романова по собственной воле создала партизанский отряд на севере Ворошиловградской области. Отряд пополнялся попавшими в окружение командирами и бойцами и вел неравную борьбу с врагом до соединения с наступающими частями Красной Армии в районе Кантемировки. Так Евдокия Григорьевна вместе со своим отрядом оказалась в штабе партизанского движения Юго-Западного фронта. Это была смуглолицая, черноволосая плотная женщина, с карими глазами и твердым, большевистским характером.

На задание мы послали Романову не случайно. Выяснилось, что в Никополе, одном из крупнейших железнодорожных узлов Украины, до войны жили ее мать и сестра. И когда Евдокии Григорьевне предложили возглавить партизанскую разведку, которой надлежало обосноваться в Никополе, она с готовностью согласилась, только сказала, что за свои 45 лет никогда не прыгала с парашютом.

Подобрали и других членов группы. Заместителем Е. Г. Романовой был назначен комсомолец Николай Куличенко из села Келембовка Хмельницкой области. Там он родился, там окончил среднюю школу, а в 1940 году был призван в армию. Война застала Николая Куличенко в Молдавии. Отступая с боями по родной земле, он, как и его товарищи, пережил всю горечь начального периода войны, был дважды ранен. После второго ранения лежал в одном из московских госпиталей, а затем попросился на курсы разведчиков-подрывников, после чего оказался в нашем штабе.

Третий член группы, радистка Лида Мулявкина, родилась в поселке Тургаш Ленинградской области в семье служащего. В 1940 году стала студенткой Ленинградского железнодорожного института и успела закончить первый курс до начала войны. На фронт Лиду не брали. Осенью 1942 года через райком комсомола она наконец получила путевку в школу радистов. В феврале 1943 года Лида закончила школу и получила направление в штаб партизанского движения Юго-Западного фронта. Вылет в составе разведгруппы был ее первым боевым заданием. Худенькая, небольшого роста, кареглазая девчушка со вздернутым носиком, она скорее походила на подростка, чем на разведчицу.

Группа была снабжена надежными документами, которые наши партизаны достали в оккупированном Харькове. Легенда, по которой партизанам надлежало легализоваться в Никополе, была проста: «Мать с детьми идут из Харькова в Никополь».

Перед посадкой в самолет я еще раз поговорил с Евдокией Григорьевной.

— Задание понятно?

— Да, товарищ полковник. Сделаю все, что могу, — ответила Романова.

Все трое приземлились благополучно, если не считать, что Евдокия Григорьевна подвернула ногу, а Лида Мулявкина потеряла флягу с водой, которую бессмысленно было искать в темноте.

Когда рассвело, разведчики тщательно замаскировали сухими листьями тайник с рацией, осмотрели все вокруг, не осталось ли следов, и двинулись в путь.

Группа благополучно прибыла в никопольский пригород, на окраину Ново-Павловки. Сестра Евдокии Григорьевны Мария работала в магазине. Романова вошла к ней одна. Сестра бросилась ей на шею.

— Дуся, Дуся! — шептала она. — Неужели это ты?

— Успокойся! — тихо сказала Евдокия Григорьевна, — выйдем. тахМ поговорим. Я не одна приехала. Со мной дети мои — Николай и Лида. Вон они стоят! — сразу же сказала она, как только они оказались на улице. — Я тебе больше пока ничего не скажу, но нам нужно где-то на первое время устроиться.

— /Мама умерла, — отозвалась Мария, — пошли ко мне. Хоть и тесновато, но пока устроитесь у меня, а там видно будет.

Ничему не удивилась Мария. Если сестра говорит, что у нее есть дети, значит, так надо.