Евгений Беркович - Пятая жизнь. Предварительные итоги в вопросах и ответах

Нам остается только присоединиться к этому пожеланию.

Интервью, собранные под одной обложкой, представляют своеобразную биографию человека. Чтение жизнеописаний всегда было делом поучительным и полезным. В данном случае оно еще увлекательное и интересное.

Владимир Плетинский,

главный редактор журнала «ИсраГео», редактор еженедельника «Секрет» и русского выпуска газеты Jerusalem post.

сентябрь 2015 г.

Спасибо за то, что согласились ответить на наши вопросы. Мы уверены, что наша беседа заинтересует наших читателей. Спасибо и Вам за предложение рассказать о себе. Я считаю, что если мои воспоминания и могут кого-то. кроме моих близких, заинтересовать, так только потому, что они отражают некоторые типичные черты времени. Начнем, пожалуй, с начала. Расскажите, пожалуйста, где и когда Вы родились.

Своим рождением я, в определенном смысле, обязан Великой отечественной войне. Именно из-за войны мои родители оказались в Иркутске, где встретились и полюбили друг друга. Весной 1941 года папа, учась на последнем курсе московского института связи, стал работать на московском авиационном заводе имени Менжинского. Диплом папа защитил 27 июня 1941 года, а в декабре того же года завод со всеми работниками был эвакуирован в Иркутск.

До войны мама с родителями жила в Ростове-на-Дону. В 1941 году она была студенткой первого курса ростовского университета.

Осенью сорок первого родителям моей мамы с четырьмя детьми (мама среди них старшая) удалось с большими трудностями добраться из Ростова до Иркутска, где жила мамина тетя. Большинство маминых родственников, оставшихся в Ростове, погибли от рук фашистов. В Иркутске в 1942 году мои будущие папа и мама познакомились и в 1943 году поженились. Мама закончила исторический факультет иркутского университета в 1945 году (может, отсюда моя любовь к истории), а в октябре того же года родился я.

Можно сказать, что Вы сибиряк?

Стать настоящим сибиряком мне не пришлось — когда мне было шесть месяцев, родители переехали в Москву, где я прожил почти пятьдесят лет.

Михаил Беркович, отец Евгения Из семейного архива

Так что всегда считал себя москвичом, пусть и некоренным. Биологи говорят, что поколение, родившееся накануне и сразу после большой победы, несет генетически переданный дополнительный энергетический потенциал, позволяющий успешнее справляться с жизненными проблемами. Ощущаете ли Вы это на себе? С этим мнением генетиков я согласен. Не берусь судить о себе, но среди моих сверстников и в школе, и в университете было, как мне кажется, особенно много ярких личностей и энергичных людей. Некоторых из них стали широко известными.

Чем запомнились Вам школьные годы?

Моей первой школой была школа номер 413, что и сейчас стоит на набережной реки Яуза в Берниковом переулке. Школа была самая обычная, и ученики самые обычные мальчики (совместное обучение мальчиков и девочек было введено только с моего третьего класса) — из типично московского района между Землянкой и Таганкой (район сначала назывался Молотовский. но впоследствии сменил название на более соответствующее — Пролетарский). Определенное своеобразие школе добавляла близость нескольких престижных домов — высотного на Котельнической набережной и пары домов на улице Чкалова, где жили известные физики.

Александра Сендерова. мать Евгения Из семейного архива

Оттуда пришли в школу дети знаменитых ученых, артистов, военных. Моим самым первым и самым близким школьным товарищем был Боря Березовский, с которым мы сидели за одной партой до седьмого класса, когда он с родителями переехал из комнаты на Землянке в новую квартиру в Черемушках. И теперь, что бы ни говорили о нем журналисты и политики, он для меня остается тем самым Борей, с которым мы делились самым важными секретами и даже были влюблены в одну девочку.

Ощущался ли Вами антисемитизм в то время?

Антисемитизм как государственную политику я долго не осознавал, хотя моя семья его остро почувствовала уже в 1952 году. Мой папа был ведущим разработчиком одной радиолокационной системы, которая была успешно принята в производство и поставлена на вооружение. Разработчики были представлены к Сталинской премии. Но вместо премии папа был неожиданно уволен «по сокращению штатов».

Илья Григорьевич Эренбург. Михаил Беркович, Евгений Беркович. Новый Иерусалим, 1964 год.

Из семейного архива

Так реализовывалась в оборонных отраслях знаменитая борьба с «безродными космополитами». Папа долго был без работы, пока не улыбнулось счастье — его приняли на вновь созданный телевизионный завод, получивший впоследствии название «Рубин». Там он проработал еще сорок лет до выхода на пенсию в 1994 году (ему в это время исполнилось уже 77 лет!). После смерти Сталина, прекращения «дела врачей», после страшной угрозы сталинского «окончательного решения» еврейского вопроса для советских евреев наступили относительно «вегетарианские времена». Бытовой антисемитизм, конечно, был, но к нему привыкаешь, просто как к определенным правилам игры. Открыто выступать против евреев боялись, можно было пожаловаться начальству — директору или в партком. Новый подъем государственного антисемитизма я впервые почувствовал в студенческие годы, особенно после Шестидневной войны 1967 года.

Студенты первого курса физфака на Первомайской демонстрации 1963 г. Из семейного архива

По Вашему диплому Вы физик. Когда Вы решили поступать на физфак МГУ?

В школе я учился легко, не слишком задумываясь о будущем. Интересовался разными предметами, однажды даже победил на Московской географической олимпиаде. Много читал, в том числе и по истории (мама преподавала древнюю историю в другой школе, и у нас было много соответствующих книг). Но больше всего, пожалуй, мне нравилась математика. Начиная с шестого класса посещал знаменитый математический кружок на мехмате МГУ. Нравилась мне и физика, правда, немного меньше. Решение поступать на физфак пришло довольно неожиданно, не без влияния моды, книги Гранина «Иду на грозу», в частности. Забегая вперед, скажу, что на первых курсах я понял, что математика мне ближе и свою «ошибку» я исправил, выбрав достаточно экзотическую для физфака кафедру математики (математической физики). И в дальнейшем моя научная работа была больше связана с математикой, чем с физикой. Впоследствии я все же понял, как много дал мне физфак, насколько полезным было полноценное физическое образование, позволявшее лучше чувствовать конкретные приложения абстрактных математических моделей. Но в университет нужно было еще поступить.