Иван Никитчук - Украинский Чапаев. Жизнь и смерть легендарного комдива Николая Щорса

Предчувствие не обмануло. Достигнута обоюдоприемлемая договоренность с немецким солдатским полковым Советом о солидарности и совместных действиях. Пильц приводил с собою трех делегатов. Брилов тоже выставил равное число. Протокол совместного заседания по всей форме, с подписями, печатями. Мы оставляем немцев в покое, даем им возможность уехать. Они, в свою очередь, обязуются завтра очистить Клинцы, обещают пробыть в Новозыбкове одну ночь, оставлять на пути отхода все мосты, телеграф и телефон в полной сохранности. Гарантируют нас от столкновения с гайдамаками. Вчера отпустили наших пленных, а сегодня привезли раненых.

— А что на разъезде Святец? — спросил, едва сдерживая ликование.

— Вернули немцы оружие, — ответил Брилов. — Квятек от вашего имени дал предписание эскадрону Таращанского полка отойти из Святеца, освободить целиком дорогу для эвакуации.

В его отсутствие в полку произошло событие. Сыграл в нем не последнюю роль Яков Зубов. Как-то по-иному взглянул на него. В бывшей роте Квятека перепились бойцы. Вскрылось, угостил хозяин, у кого стояли на постое. В подвале, под зимней кухней, обнаружили целый перегонный завод — гибла чистейшая пшеница, какой не дашь цены. В сердцах Зубов размолотил прикладом гадюшник, а «заводчика» приказал вывести на огород и расстрелять. Сам Зубов умолчал — докладывал Петро Лугинец. По его, подобный способ ни больше ни меньше как самочинство. Судить и рядить — дело трибунала.

— Ты требуешь наказания Зубова?

— Да не, мера вообще-то правильная, — не выдержал Петро взгляда командира. — Закон военного времени…

В полдень строем, с песнями Богунский полк вошел в Клинцы. Все население встречало на улицах с красными флагами. Делегация от рабочих преподнесла хлеб-соль. Заводы, фабрики, электрическая и телефонная станции работали.

Пока идет по писаному. На сутки немцы затянули. Ночью из Унечи пошла телеграмма в Москву, наркому по иностранным делам Г. В. Чичерину:

«10 декабря с. г. в с. Туросна Черниговской губ. немецкими солдатами обезоружены гайдамацкие отряды, заявив им: «Довольно маскироваться, бегите куда глаза глядят. Мы вас больше не защищаем, вас защищает Скоропадский».

Немецкие солдаты требуют переизбрания соглашательского Гомельского немецкого Совета. В с. Туросна наши повстанцы соединились с немецкими солдатами и довольствуются с одной кухни, поют интернациональный гимн.

Командир бригады Щорс.

Политический комиссар Барабаш»…

Выполнялось немцами все, кроме сроков. Затягивали, урывали сутки, двое на каждом населенном пункте, на каждом полустанке, разъезде. Неотступно, шаг за шагом следовали за ними богунцы и таращанцы. У Локатоша лопалось терпение — даешь Чернигов! У Новозыбкова немцы нарушили еще один пункт — взорвали мост.

Николай стоически выдерживал натиск начдива и холодную рассудочность немецкого командования, он предпочитал молчаливое упорство. Даром время не терял — в освобожденных поселках устанавливал Советы, ревкомы, делился с ними последним.

От Новозыбкова пошло веселее. Заслонившись от гомельской группировки немцев небольшими силами, Богунский полк оторвался от железной дороги. Круто взял на юго-запад, напрямую — Городня. Путь пролегал по знакомым, хоженым местам, через Злынку на Спиридонову Буду. Левее, от поселка Климово, устремился Таращанский полк. В Городне полки-побратимы должны встретиться. Таращанцы опередили. Получив сведения от разведчиков, Василий Боженко отправил конного в Семеновку, в штаб дивизии: «Доношу, что в городе Городня имеется до 2 тыс. человек гайдамаков и офицеров, а также и петлюровские отряды. С петлюровцами надеюсь поладить и переубедить их, заставив перейти на нашу сторону. Гайдамаков думаю там бить. Срочно затребовал один батальон Богунского полка. Следовало бы сюда стянуть и Нежинскую роту — к сахарному заводу, в Корюковку. Предлагаю именно там отрезать гайдамацким бандам отступление. Стянуть сюда Нежинскую роту следовало бы сейчас же, ибо время не терпит».

Локатош сообщил, что Щорс занимает Спиридонову Буду и будет двигаться по направлению Городни. Нежинский батальон овладел селами Холмы и Авдеевка. Посоветовал связаться с ними и узнать лучше о Городне. Если слабая оборона, то занять, а если нет, то закрепиться до подхода богунцев. В случае перехода петлюровцев на нашу сторону, то командный состав арестовать, солдат обезоружить и отправить под конвоем в штаб.

Боженко, не ожидая соседей, кинул на рассвете эскадрон Баляса на Городню. Конники ворвались на железнодорожную станцию, захватили вокзал. До трех десятков петлюровцев дружно подняли руки. После недолгих переговоров пленные были освобождены под честное слово не сражаться с красными. Они заявили, что перейдут все на нашу сторону — 600 человек. В город выехала делегация с политкомиссаром полка Шафранским.

Богунский полк вступил в Городню 2 января. Рукой подать до Сновска. Не может Николай вырваться даже на час. Одолевали окрестные партизанские отряды. Попадались и свои, сновские. Где-то возле Злынки нежданно-негаданно предстал перед глазами не кто иной, как Сашка Мороз. Год назад отказался с ними уходить на Семеновку, теперь принесла какая-то нужда. Из беглого разговора оказалось, что он ушел из дому от гайдамаков. Хотели расстрелять. За что, Сашка так и не ответил. От него вызнал и о Константине. Как предрекал, на то и вышло: не удержался брат долго на середине реки, приблизился к берегу — чужому. Мороз толком не мог объяснить, не гайдамаки взяли — какое-то «офицерье». Укатил с ними в Екатеринослав. На отца, на младших хотелось взглянуть…

Немало хлопот доставляли немцы. Из Бахмача все тянутся на Гомель. Нынче остановились два эшелона. Командование заявило, что им необходимо занять станцию и линию железной дороги для урегулирования эвакуации остальных полков, следующих из Конотопа и Бахмача. Николай послал с ответом Константина Лугинца: они-де не уполномочены решать такие вопросы и воспрепятствуют силой оружия. После долгих пререканий немцы постановили увезти эшелоны в Гомель и оттуда ходатайствовать перед рабоче-крестьянским правительством в Курске о скорейшей эвакуации оставшихся германских войск.

Ближайший рубеж — губернский центр Чернигов. До полуночи просиживали с начальником штаба Данилюком над картой. За малым побольше полсотни верст. На полпути — местечко Седнев. Каждое утро конные разведчики Горянкина доставляют сведения. Постепенно прояснилось. В Чернигове полторы тысячи войск: офицерский отряд — 300 человек; петлюровцев — 200; батальон Черноморской дивизии — 400 штыков; местной охраны — 250; немцев — 100; остальные — сброд. В Седневе небольшой заслон петлюровцев и гайдамаков. Вызнали: офицерский отряд морально подавлен. Половина из местной охраны не настроена воевать с большевиками.