Ольга Савельева - ПроЖИВАЯ. Как оставаться счастливым, проживая самые сложные моменты жизни

Собираясь на прогулку, мы всегда берем бутылочку 0,33 с розовой крышкой, Катину любимую. Вот никакую другую бутылочку Катя (ей пять лет) не признает категорически – только с розовой крышкой.

Вот ее и выпили.

Я стала загонять детей домой. Ведь мокрые же – снег во время игрищ попал и за шиворот, и в сапоги. Дети отказывались наотрез. Мокрые, но румяные, они кричали: «Ну еще минуточку-у-у!»

И так все полчаса.

Наконец я проявила строгость и топнула ногой. И через пять минут мы ввалились домой. Голодные, холодные, мокрые.

Я была сосредоточена: у меня «мильон дел». Всех раздеть. Надеть сухое. Мокрое рассортировать: грязное – в стирку, не грязное – в сушку, голодное – на кухню, ужинать.

Плюс я сама носилась вместе с ними, и, если честно, я тоже мокрая и голодная.

Я бегаю по квартире как электровеник: развешиваю шапки и варежки, запускаю стирку, на плите уже разогревается плов – надо помешать, чтоб не пригорел.

Катя в этот момент решает налить в свою любимую бутылочку (с той самой розовой крышкой) воды.

У нас на кухне кулер. Она стала наливать, но не рассчитала и перелила. Дернулась – и вода разлилась вокруг кулера.

– Ой, мам, я разлила, вытри тут, пожалуйста… – зовет растерянно Катя.

– Ага, сейчас, – я мешаю плов.

Катя идет вылить из бутылочки лишнюю воду в раковину, но неудачно наклоняет бутылку, вода проливается около раковины.

– Ой, мама, я и тут разлила, прости. Вытри, пожалуйста…

– Ага, сейчас, – я закидываю джинсы сына в стирку, вытащив из карманов ключи и конфеты. Параллельно вытираю воду около кулера.

Теперь Катя идет к кулеру долить разлитое.

Я решаю ей помочь. Наливаю нужное количество, нетерпеливо протягиваю бутылку – на, бери.

Через пару секунд я выпускаю ее из рук, не убедившись, что Катя взяла ее, а Катя отвлеклась на платье и не взяла. Бутылка падает на пол и выливается…

– Ну Катя! – в сердцах восклицаю я. В этом возгласе и осуждение, и раздражение, и усталость.

Мол, сколько можно! Ты за минуту трижды пролила воду! У меня миллион других дел, кроме как ходить за тобой по дому и воду вытирать.

Я не произнесла это все дословно, но с таким чувством сказала: «Ну Катя!», что она все поняла.

Я вытираю очередную лужу и говорю дочери сердито:

– Наливай давай, только аккуратнее.

А Катя в ответ:

– Мам, налей ты, я не смогу. Я три раза не смогла… Я, кажется, ничего не смогу.

ЗНАЕТЕ, Я ВСЕГДА ГОВОРЮ: МАТЕРИНСТВО – ЭТО БЫТЬ РЯДОМ С РЕБЕНКОМ НЕ КРУГЛОСУТОЧНО, А В САМЫЕ ВАЖНЫЕ МОМЕНТЫ: КОГДА БОЛЬНО, КОГДА СТРАШНО, КОГДА ОДИНОКО, КОГДА ПЛОХО.

Я вдруг услышала в голосе пятилетнего ребенка такое глобальное разочарование в себе и обреченность, что мне стало не по себе. Просто невероятно, как она расстроилась! Вот прямо солдатиком на моих глазах спрыгнула в пропасть комплексов!

Я отложила все дела (мокрую тряпку, лопатку для сковородки, нерассортированные вещи), присела на колени и посмотрела дочери в глаза:

– Ты все сможешь. Слышишь? ТЫ СМОЖЕШЬ ВСЕ. А если что-то не получится, то попробуешь снова и сможешь со второй попытки. С третьей. С седьмой. Но ТЫ СМОЖЕШЬ. Никогда и никому не отдавай веру в то, что ты можешь. Ты можешь все, Катя! Повтори!

– Я могу все!

– Именно так. Бери бутылочку и налей воды.

Катя послушалась и налила воды. Она все время оглядывалась на меня, я ее страховала, но у нее получилось.

– Ну? Что я говорила? У тебя получилось!

– Это потому что ты была рядом.

– Катя, я всегда буду рядом, даже если не стою в шаге от тебя. Вот смотри.

Я вылила воду в цветок и снова протянула дочери бутылочку.

– Катя, налей воды снова!

А сама в это время вышла в коридор. Катя налила.

– Ну! Вот видишь. Я рядом, Кать. Всегда. Вот тут, – я похлопала ее по сердечку. – Даже если я в соседней комнате или на другой планете. Я рядом. Поняла? Запомнила?

– Да.

– Что самое важное ты запомнила?

– Ты всегда рядом. Я все могу.

– Умница.

– Ты сожгла плов…

– Да, Кать, – я слышу запах подгоревшего риса и мяса и смеюсь. – И это тоже я могу…

Есть такой старый фильм с Робином Уильямсом в главной роли – «Этим утром в Нью-Йорке».

Там про мужчину, Генри, кажется, который внезапно узнал на плановом медицинском осмотре, что у него в мозгу аневризма.

А мужчина был такой склочный, язвительный, ябеда, вечно писал негативные отзывы, все его раздражало.

И вот он стал ругаться с врачом: «Сколько мне осталось? Сколько?» Врач был вообще случайный, на подмене, и ничего не должен был ему говорить, но Генри его так достал, что он ляпнул: «Девяносто минут».

Просто увидел в журнале заголовок «Девяносто минут готовится индейка» – и вот ляпнул.

Весь фильм Генри пытается исправить ошибки, которые наворотил по жизни, за оставшиеся полтора часа. С женой, с которой у него холодная война, с сыном, которому он не простил, что тот выбрал танцы, а не юриспруденцию, с братом…

ПОЛТОРА ЧАСА – ОЧЕНЬ МАЛО, ЧТОБЫ ИСПРАВИТЬ СВОЮ ЖИЗНЬ, НО ВПОЛНЕ ДОСТАТОЧНО, ЧТОБЫ ЗАДУМАТЬСЯ О НЕЙ И ЗАМЕТИТЬ, КАК МНОГО НУЖНО ИСПРАВИТЬ.

Перед Новым годом вокруг меня каждый год (каждый!) такая концентрированная движуха, будто люди за полтора часа пытаются наверстать то, до чего руки не доходили весь год.

Я всегда поражаюсь: почему это все надо делать в последний момент? Почему 29 декабря? Будто Дед Мороз – это такой строгий экзаменатор, который придет и спросит: «Ну что ты там?» А потом влепит «неуд» в жизненную зачетку.

А ведь это просто день, после которого во всяких заявлениях в графе «дата» мы будем писать новые цифры – и все, а 31 декабря – это просто четверг, а не экзамен.

В том фильме есть классный момент, когда врач пытается понять, все ли с пациентом Генри в порядке, и спрашивает:

– Какой сегодня день недели?

А Генри отвечает с грустью, будто прозревает:

– Господи, я столько их потратил зря, этих дней недели…

В фильме есть забавная фраза, мне она нравится: «Все семьи нормальные, пока их хорошенько не узнаешь». Ха-ха, воистину так.

А еще врач, у которой сложный жизненный надлом и вообще худший день в жизни. Ей очень плохо, она звонит маме и говорит правду:

– Мам, сегодня худший день в моей жизни.

А мама:

– Когда ты мне выпишешь лекарства? Когда? Ты же врач!

– Мам, я по другому поводу…

– По какому другому? Где мои лекарства?

Нет поддержки, нет. А так хочется…

Робин Уильямс снялся в этом фильме незадолго до смерти. Говорят, этим фильмом он попрощался со всеми. Передал нам с экранов очень важную мысль.

Генри спросил врача:

– А как бы вы прожили свои последние девяносто минут?