Джеймс Бернс - Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

В Белый дом передали текст передовицы из армейской газеты «Старз энд страйпс»: «...от имени американского солдата проклинаю твою черную угольную душу, Джон Льюис».

Терпение президента иссякло: он распорядился, чтобы Стимсон, Макнатт и генеральный директор службы воинской повинности Льюис Б. Херши отменили возрастные отсрочки шахтеров от военной службы и начали набор в армию бастующих горняков в возрасте от 38 до 45 лет. Это давало временный эффект. Шахтеры стали летом возвращаться на работу, а осенью снова забастовали. Президент опять выступил с обращением к ним. Он приказал Икесу вновь взять шахты под свое попечение и выделить Совету по труду больше денег. Многие горняки вернулись на рабочие места, другие воздержались. Однако неурядицы в угольной промышленности преследовали президента и в 1944 году. Казалось, прийти к соглашению с Льюисом невозможно. Бирнс, убежденный, что лидер шахтеров занимается саботажем даже тогда, когда, казалось бы, сотрудничает, попросил Рузвельта передать свое мнение Льюису, но президент этого не сделал — он знал пределы своей власти.

Не только угольная промышленность доставляла президенту неприятности. Столь же воинственны и упорны в борьбе за увеличение зарплаты были профсоюзы железнодорожников, но здесь ситуация развивалась по-иному. В рамках закона по труду на железнодорожном транспорте между правительством и профсоюзами сложились специфические отношения; здесь действовали упорядоченные процедуры посредничества. Когда Совет по чрезвычайным мерам порекомендовал в начале 1943 года надбавку к зарплате 8 центов за час работы, а директор Агентства экономической стабилизации выступил против, председатель Комиссии по труду на железнодорожном транспорте Уильям М. Лейзерсон обратился к президенту с просьбой поддержать Совет по чрезвычайным мерам. В результате возникла тупиковая ситуация между Лейзерсоном, который так долго посредничал в трудовых конфликтах на железной дороге, что заслужил позднее кличку Господин Железнодорожный Труд, и чиновниками Агентства экономической стабилизации. Президента заваливали просьбами. Однако профсоюзы железнодорожников, делившиеся на «эксплуатационников» и «обслугу», на профсоюзы различных категорий работников железнодорожного транспорта, были менее едины, чем профсоюзы горняков. После того как конфликт вокруг зарплаты, длившийся все лето, захватил начало осени, несколько профсоюзов стали проявлять нетерпение, а Лейзерсон вывел Бирнса из себя фактическим бойкотом Агентства по экономической стабилизации.

Конфликт достиг критической стадии как раз перед Рождеством. Сталкиваясь с угрозами профсоюзов железнодорожников начать забастовку, Рузвельт несколько дней встречался с представителями конфликтующих сторон — по четыре часа в день. В профсоюзах произошел раскол: руководители профсоюзов проводников вагонов, машинистов и ремонтных бригад согласились на арбитраж Белого дома, другие же профсоюзные лидеры не уступали, несмотря на прямые обращения президента. Через два дня после Рождества 1943 года президент дал указание Стимсону занять войсками железные дороги и обеспечить их функционирование. Через три недели правительство упустило контроль над ситуацией, после того как президент посредничал в конфликте.

Накануне Нового года Маршалл был настолько озабочен ситуацией на железных дорогах, что, как говорили Бирнсу, собирался сходить на радио, чтобы разъяснить военный аспект проблемы и уйти в отставку. Итак, 1943 год завершился на трудовом фронте так же, как и начался, — в кризисной обстановке.

Спорные проблемы, устремившиеся в Белый дом, разнообразные и сложные, имели нечто общее — надежду, что президент их разрешит. Белый дом превратился в бюро консультаций, посреднический совет и арбитражный суд одновременно. Однако он был плохо оснащен для этой функции. Такого рода деятельность отличалась грубым давлением, спешкой и импровизацией. Как обычно, президент демонстрировал в напряженных условиях великолепный характер, но от этого страдал. Так, когда профсоюзные руководители заявили, что сам президент обещал им восьмицентовую надбавку, Бирнс тактично сообщил президенту, что выполнил его обещание. Кроме того, трудовые конфликты отнимали у президента много времени, при этом часто в периоды, когда разрабатывались важные стратегические решения.

Если Рузвельт слишком полагался на свое личное участие в разрешении внутренних кризисов 1943 года, то и эти кризисы оказывали воздействие на президентские структуры. Под их постоянным влиянием Белый дом не только расширился организационно, но приобрел новую форму и силу. Даже если президент и цеплялся за свои старые административные привычки, вокруг него все равно росла новая структура исполнительной власти.

Перемены происходили урывками. Через год после Пёрл-Харбора оборонная программа Рузвельта все еще оставалась темой общественных дебатов. Назначение царей, консолидация Совета по военному производству, утверждение Бирнса директором Программы экономической стабилизации — эти и другие меры ненадолго успокоили критиков. В конгрессе Трумэн и Комитет по миграции продолжали требовать более централизованной власти. Подкомитет сената по военным делам докладывал, что программа военной мобилизации переживает «кризис». Нельсон подвергался критике за пренебрежение к интересам военных в вопросах производства и снабжения, руководство Совета по военному производству раздирали споры. В сенате сторонники президента предложили законопроект об учреждении сверхведомства, которое подчинит себе десяток других военных учреждений. Бирнс, бившийся над решением проблем стабилизации — ему мешали огромные бюрократические структуры и их цари, — склонялся к идее создания Агентства экономической стабилизации с широкими полномочиями по руководству всеми военными усилиями.

Какое-то время президент стремился к реализации меры, которой долго сопротивлялся, — восстановлению Совета по военному производству (СВП) в качестве верховного мобилизационного ведомства по образцу Совета военных отраслей промышленности времен Первой мировой войны. Он даже решил поставить главой нового ведомства Бернарда Баруха, того самого деятеля, который руководил прежним советом и располагал престижем, статусом и решимостью восстановить и направить деятельность ведомства, соперничающего с Белым домом в публичности и власти. Должно быть, президента чересчур тревожило состояние дел с военной мобилизацией, а также конфликты внутри и между военными учреждениями — особенно в СВП, — если он обратился к Баруху. В письме к Баруху он откровенно признался, что «обращается к старому государственному деятелю за помощью». Удивленный и польщенный, Барух поинтересовался, должен ли он поступиться своей свободой, символ которой — его скамья для отдыха в Лафайет-парке, и хватит ли ему сил для руководства новым ведомством. Он направился в Нью-Йорк проконсультироваться с врачом, когда, к счастью или несчастью, заболел. Только через неделю Барух вернулся в Вашингтон, чтобы сообщить президенту о принятии его предложения. Рузвельт, откинувшись на спинку кресла и попыхивая торчащей кверху сигаретой, приветствовал старика с обычной любезностью.