Юрий Остапенко - Михаил Симонов. Жизнь и труды создателя Су-27

Реальное удовлетворение Симонов и его друзья получали от походов на свалки трофейной техники. Тут было что посмотреть и что взять. А взять требовалось многое. Дело в том, что он со своими единомышленниками начал строить планер. Да-да, не больше и не меньше!

Как всегда, в дело вмешался случай. В школе, где раньше учился Михаил, разместили госпиталь, и учеников 14-й школы распределили по разным краям города.

Михаилу Симонову выпало учиться в 42-й школе – это возле зоопарка.

– В Татарской слободке, – сказал я.

Симонов так и подскочил в своем вращающемся кресле:

– Вы откуда знаете?

– А я в ней учился, – скромно сказал я, – и даже аттестат зрелости там получил.

– Этого не может быть! Нет, я имею в виду, что не может быть мир таким тесным! Такая маленькая школа на окраине маленького города, у подножья прилавков, которые по весне покрывались маками.

– Точно, прилавками в Алма-Ате называли пологие предгорья алатау, куда позже устремился город… Но я скажу вам больше, Михаил Петрович, я в начале 60-х годов после срочной службы работал на аэродроме Байсерке авиамехаником в аэроклубе ДОСААФ и, прежде чем стать техником самолетов Як-18, готовил к полету планеры «Приморец».

Симонов захохотал и сказал:

– Ну, если вы это не выдумали, то деваться мне некуда, ведь «Приморец» – это один из первых моих планеров, который делался в Казанском СКБ… Мир действительно тесен, даже в рамках нашей огромной страны…

Мостик был проложен… Припомним воспоминания людей, учившихся в одной школе, в одном институте, служивших в одной части и т. д., и отметим тот непреложный факт, что быть земляками, однокашниками, одногруппниками, сослуживцами, работать в одном цеху в нашем народе считается весьма добрым знаком. И уже к концу нашего сеанса обмена о «прекрасном далеко» я решил, что рано или поздно я буду писать о Симонове. Получилось поздно, но так, видимо, и должно было быть…

Татарскую слободку вместе с парком от города Верного отделяла река Малая Алма-Атинка, на которой в дореволюционные времена стояла мельница, принадлежавшая купцу Пугасову. Мельницу снесли бури времени (землетрясение 1911 года чуть ли не весь Верный сокрушило, только деревянный храм устоял), а вот Пугасов мост остался цел и библиотека, основанная упомянутым купцом, мало пострадала, по крайней мере, книжный фонд уцелел. И вот в эту библиотеку попал, идя домой из школы, Михаил Симонов. Но там не только старинные книги были, в новое время фонд библиотеки регулярно пополнялся, и там были аккуратно переплетенные журналы «Самолет», «Техника – молодежи», «Радио», «Наука и жизнь» и другие. И, наконец, наш любознательный школьник обнаружил там прекрасно иллюстрированный справочник Джинса по летательным аппаратам всего мира. Это была великая находка, которая, как говорил сам Михаил Петрович, позволила ему навести порядок в собственной голове, уловить тот сложный алгоритм, по которому развивалось мировое авиастроение. По крайней мере, он теперь знал, с чего начинать.

С планеров.

Энергия Симонова привлекала к нему увлеченных ребят, он сумел добиться, чтобы во Дворце пионеров им выделили большую комнату, где ребята строгали, клеили детали для моделей, планеров, чертили в трех проекциях проекты своих летательных машин.

А весной 1945 года он выступил на городской комсомольской конференции с требованием предоставить молодежи возможность пройти практический курс полетов на планерах. Инициативу комсомольца Симонова поддержали единогласно, был составлен список желающих, им обещаны были инструктора, которые начнут их учить летать на планерах Г-9 (настоящих, конструктора В. Грибовского!) на учебном аэродроме в Байсерках.

Однако полеты пришлось отложить во времени, поскольку жизнь внесла свои коррективы. Михаил видел, что болезнь мамы прогрессировала, и решение Веры Федоровны уехать на Дон, в город Каменск-Шахтинский, где жила ее мать Клеопатра Харитоновна, пережившая оккупацию, разлуку с близкими, принял всей душой. Казалось, что восстановленная семья даст силы выжить в этом развороченном, голодном и холодном мире.

В вечерних сумерках таяли синие ледники хребта Алатау. Михаил смотрел, не отрываясь, на пик Комсомола, который всегда будет ассоциироваться у него с Алма-Атой, самым красивым городом на земле…

Синие стрелы наступления немецких войск и красные – советских каким-то образом рассекали местности на карте в стороне от Каменска-Шахтинского. Да, тут стояли части оккупантов, да, на главной площади городка проходили казни, но в целом город не очень был разрушен, а окраины война задела только самым концом своего огненного крыла. На окраине находился старый дом семьи Погребновых, в котором родилась, выросла и всю войну прожила Клеопатра Харитоновна, мама рано овдовевшей Веры Михайловны Симоновой.

Надо было иметь очень большую смелость, чтобы оставить квартиру, работу в более или менее благополучной Алма-Ате и летом 1945 года отправиться на Дон, еще недавно бывший под пятой оккупантов. Но Вера Михайловна была человеком решительным, она понимала, что если не сумеет спасти себя от сжигавшего ее туберкулеза, то хоть поставит на ноги сыновей. Вся надежда была на большой приусадебный участок матери и коз, которых держала Клеопатра Харитоновна. Козье молоко, конечно, не пенициллин, который, говорят, уже кое-кого поставил на ноги, но где тот пенициллин, а козье молоко – вот оно, каждый день парное, полезное.

Большой дом и приусадебный участок наполнились голосами, и, наверное, чудеса все-таки существуют: здоровье приехавшей из эвакуации семьи стало поправляться. Мама медленно пошла на поправку, а сын – тот вообще вдруг ударился в рост.

Михаилу в то время было уже шестнадцать, и он много работал на земле, в саду, но еще больше времени проводил на свалках боевого снаряжения, покореженного войной. Сколько же было здесь оружия, и стрелкового, и артиллерийского, были даже развороченные прямым попаданием фашистские «тигры» – тут радость охватывала душу – получи, гад! А когда видели разбитый Т-34, к горлу подкатывал ком – у каждого пацана, рывшегося на той свалке, в откатившейся на запад войне кто-то погиб или пропал без вести. Вернувшихся с фронта мужчин почти не было.

Самым любимым местом была та часть пустыря, где громоздились сдвинутые бульдозером разбитые самолеты.

И вот здесь, не покривив душой, скажем, что именно тогда у Михаила оформилось желание стать строителем самолетов. Не то детское «хочу быть летчиком!», а конкретное – «хочу поступить учиться на самолетостроителя». Как ни странно, мечты внука поддержала бабушка, нагадавшая ему, что он закончит в Москве самолетостроительный институт и станет замечательным-презамечательным конструктором.