Элеонора Рузвельт - Леди мира. Автобиография Элеоноры Рузвельт

Мы, дети, принимали две горячие ванны в неделю, хотя, думаю, бабушка все еще помнила эпоху субботних купаний. Кроме того, я обтиралась холодной губкой каждое утро.

Бабушка разрешала мне сопровождать ее спозаранку, когда она занималась хозяйственными делами, и я несла повару запасы муки, сахара и кофе, которые она тщательно взвешивала в кладовой.

Сегодня немногие слуги были бы довольны готовкой в полумраке, который царил в той большой, старомодной кухне посреди каменного подвала, над которым располагалась пьяцца, оставлявшая лишь небольшие оконца для света. В обеденной комнате прислуги была одна дверь, ведущая в подвальный коридор. Прачечная выглядела немного лучше, потому что в ней было две двери, которые вели на террасу. Там я провела не один час.

Нашими вещами – и что это были за вещи! – занималась всего одна женщина, миссис Оверхолс, без помощи электрических стиральных машин или утюгов. У нее была стиральная доска, три ванны, пресс и маленькая печка, на которой стояли утюги разного веса. Печку топили дровами либо углем.

Миссис Оверхолс была жизнерадостной, здоровой, душевной женщиной и прирожденной хозяйкой. Она приходила и весь день стирала нашу одежду, а потом возвращалась поздно вечером домой и заканчивала работу на своей ферме. У нее было несколько детей. Она научила меня стирать и гладить, и, хотя мне не разрешали прикасаться к более деликатным вещам, носовые платки, салфетки и полотенца часто выпадали на мой жребий, и мне нравилось проводить время с этой веселой женщиной.

Пусси обладала нежной творческой натурой, поэтому бывали дни, когда я шла к Мод за утешением, потому что Пусси ни с кем не хотела разговаривать. Постепенно я приняла эту часть ее характера и была благодарна за все прекрасное, что Пусси сделала, терпеливо ожидая, пока пройдет очередной шторм.

Однажды летом она взяла меня и гувернантку на остров Нантакет на пару дней – это была увлекательная поездка для ребенка, который никуда не ездил, кроме как вверх и вниз по Гудзону. Через несколько дней, думаю, тете стало с нами скучно. Она уехала, а у гувернантки не хватило денег, чтобы отвезти нас домой. Пусси совсем забыла про нас и в конце концов обратилась к бабушке, которая прислала достаточно денег, чтобы оплатить счета и отвезти нас домой.

Когда мои молодые тети и дяди куда-нибудь уезжали, я оставалась совсем одна. Это одиночество выработало у меня привычку брать книгу с собой в поле или лес и, сидя или лежа в тени дерева, совсем забывать о времени. Никто не пытался контролировать, что я читаю, хотя однажды, когда я наткнулась на книгу, которую не могла понять, и начала задавать людям сложные вопросы, она неожиданно исчезла. Это случилось с диккенсовским романом «Холодный дом» . Я целыми днями за ним охотилась.

Бабушка настаивала на определенных вещах. По воскресеньям я не могла читать те книги, которые читала в будние дни. По воскресеньям мне приходилось давать уроки маленькой дочери кучера. Я задавала ей учить стихи, слушала, как она их рассказывает, а затем проверяла, как она запомнила гимны и краткие молитвы, а также катехизис. И мне самой надо было выучить все это и рассказать бабушке.

Каждое воскресенье ко входу подъезжала большая «Виктория», и мы ехали в церковь. Обычно я сидела на маленьком сиденье напротив бабушки. Дорога длиной в шесть с половиной километров казалась мне слишком длинной, и меня почти всегда укачивало еще до того, как мы добирались до церкви, как и на обратном пути.

В воскресенье мне нельзя было играть в игры, а по вечерам нас все еще ждал холодный ужин, хотя мы и не соблюдали дедушкино правило холодного приема пищи в середине дня.

Мадлен действительно удалось научить меня шить. Я подрубила бесчисленное множество кухонных полотенец и заштопала нескончаемое количество чулок. Мадлен неоднократно доводила меня до слез, потому что я безумно ее боялась. Раньше мне нравилось кататься по заросшей мхом крыше нашего ледника, и мои белоснежные подштанники покрывались зеленью. Я ходила к бабушке до того, как пойти к Мадлен, зная, что бабушка будет меньше ругаться.

Мне не разрешалось читать в постели до завтрака, но поскольку летом я просыпалась в пять часов почти каждое утро и была, боюсь, весьма своевольным ребенком, то обычно прятала книжку под матрасом. Горе мне, когда Мадлен ловила меня за чтением!

Уже и не помню, почему ее так боялась. Оглядываясь назад, я осознаю, что это выглядит нелепо, но даже бабушка не знала о моем страхе, пока в четырнадцать лет я, всхлипывая, не призналась ей, когда мы гуляли по лесу. Каким же глупым это все кажется сегодня.

В те дни я отчаянно желала нескольких вещей. Помню, когда мне было около двенадцати, мистер Генри Слоан предложил отправиться в путешествие на запад с его дочерью Джесси. Я этого очень хотела, потому что Джесси мне нравилась и я мечтала о путешествиях. Но бабушка была непреклонна и не отпускала меня. Она это никак не объяснила. Достаточно было того, что она не считала это мудрым решением. Она так часто говорила нет, что я научилась жить под девизом «на самом деле мне этого не хочется», чтобы снова не сталкиваться с отказами и не испытывать разочарований.

Бабушка считала, что я должна научиться танцевать, и я начала посещать уроки хореографии у мистера Додсуорта. Такие занятия были обязательным атрибутом долгих лет, и многие маленькие мальчики и девочки учились польке и вальсу, аккуратно выстраиваясь на сияющих квадратах полированного паркета.

Бабушка решила, что из-за моего роста и, возможно, неловкости, мне не помешают уроки балета, поэтому я раз в неделю ходила к штатному преподавателю на Бродвее и училась танцевать на кончиках пальцев с четырьмя или пятью другими девочками, которые выходили на сцену, с нетерпением ждали возможности выступить и почти ни о чем другом не говорили, кроме балета, вызывая у меня сильную зависть.

Мне все нравилось, я усердно тренировалась и до сих пор ценю усилия, вложенные в некоторые танцы, которые выглядят так легко, когда их исполняют на сцене.

Я полюбила театр, и однажды Пусси взяла меня с собой посмотреть на великую итальянскую актрису Дузе, когда та впервые посетила нашу страну. Затем мы встретились лично, что тоже устроила тетя, – это волнение мне не забыть никогда. Очарование и красота Дузе олицетворяли собой все, что я только могла себе представить! Еще мне позволяли смотреть несколько пьес Шекспира и время от времени ходить в оперу, но мои юные тети и их друзья постоянно обсуждали те постановки, которые я ни разу не видела. В итоге однажды зимой я совершила преступление, которое долгое время лежало тяжелым бременем на моей совести.