Владимир Гиляровский - Мои скитания

В кружке бывало ежедневно великопостное собрание артистов, где с антрепренерами заключались контракты. Ряды зал этого огромного помещения до круглого белого колонного зала включительно великим постом переполнялись вычурными костюмами первых персонажей и очень бедными провинциальными артистками и артистами. Сюда гостеприимно допускали всех провинциальных артистов в это время, и это было главным местом их встреч с антрепренерами и единственным для артисток, так как мужчины могли встречаться и днем в Щербаковском трактире на Петровке, против Кузнецкого Моста, в ресторане Вельде, за Большим театром и в ресторане «Ливорно» в Газетном переулке. Как эти трактиры, так и кружок посещали артисты и московских театров, особенно Малого: Самарин, Шумский, Живокини, Решимов и другие, где встречались со своими старыми товарищами по провинции. М. П. Садовский, тогда еще молодой, бывал каждый вечер в кружке, а его жена, Ольга Осиповна, участвовала в спектаклях кружка. Бывали и многие писатели среди них: А. Н. Островский, Н.

А. Чаев, С. А. Юрьев, который как раз в это время ставил в Малом театре свой перевод с испанского «Овечий источник». Чаще других бывали Ленский, Музиль, Рябов, а три брата Кондратьевых не пропускали ни одного вечера. Артисток Малого театра я никогда не видал в кружке, а петербургские знаменитые актеры специально для дружеских встреч приезжали на это время из Петербурга, и чаще других И. Ф. Горбунов.

Бывали и артисты «Сосьете», французского театра. Играли они в Солодовническом театре. Бывали и артисты общедоступного частного театра на Солянке, где шла тогда с огромным успехом драма «Убийство Коверлей», переведенная с английского Н. П. Киреевым, который с Е. Ф. Критской служили там на первых ролях.

Только одного человека не пускали, по распоряжению какогото театрального начальства, а человека дорогого и близкого провинциальным актерам. Место этого человека было на подъезде кружка в зимний холод и только иногда, благодаря любезности капельдинера, в раздевальне. К нему сюда спускались по широкой лестнице по мягким коврам один за другим артисты и артистки всех рангов. Я узнал об этом, уже прослужа несколько месяцев. Както в минуту карманной невзгоды я пожаловался моему старшему товарищу Карташеву:

— Яков Иванович, а, видно, опять денег не дадут!

— А ты бы пошкамордил! Я тебя на воскресенье отпущу.

И повел он меня вниз в вестибюль. За вешалкой стояла очень пожилая крошечная женщина с живыми глазами, глядевшими изпод ушастого капора. Над ней, согнувшись в три погибели, наклонился огромный актер Никанор Балкашин, поцеловал ей руку и пошел навстречу к нам. Следующее воскресенье вместе с Балкашиным и другими был на Морозовской фабрике в ОреховоЗуеве суфлировал за десять рублей в вечер. Это тогда и называлось шкамордить. Теперь — халтурить. Шкаморда — мать халтуры. Она уверяла, и это подтвердили ее земляки — украинские актеры, что она происходит из громкой малороссийской фамилии и что предок ее был Богдан Хмельницкий. Когдато недурная водевильная актриса, она сделалась первой летучей антрепренершей, стала по ближайшим к Москве уездным городам и на больших фабриках устраивать спектакли для рабочих, актерам платила разовые и возила их на свой счет в Серпухов, Богородск, Коломну и на московские большие фабрики… Она была далекая предшественница А. А. Бренко— просветительницы рабочих с начала 90х годов. Хорошо зарабатывала, хорошо платила актерам, но сама всегда была без копейки. Добрая и отзывчивая, она отдавала иногда последний рубль нуждающейся актерской семье и нередко голодала сама.

Я еще два раза съездил с ней суфлировать на фабрики в Коломну и Серпухов и получал по десять рублей чистеньких, не имея никаких расходов: и возила, и кормила. Для спектаклей со строгим выбором брала Шкаморда актеров, которых знала на перечет. Страшно боялась скандала в последнее время со стороны провинциальных трагиков, после того, как ВолгинКречетов напился пьян в Коломне и после спектакля переломал все кулисы и декорации в театре купцов Фроловых, и когда Фроловы подали в суд на Шкаморду, она уже сцен из трагедии не ставила, а обходилась комедиями и водевилями. У нее игрывали и читывали почти все знаменитости того времени, нередко нуждавшиеся в красненькой, а вот, — в кружок ее не пускали.

Когда я не участвовал в спектакле кружка, я обязательно бывал в Малом театре. Служа в кружке, я перезнакомился со всеми лучшими силами московских и провинциальных сцен и вообще много приобрел интересных знакомств.

Прошел пост, окончился сезон. Мне опять захотелось простора и разгула. Я имел приглашение на летний сезон в Минск и Смоленск, а тут подвернулся старый знакомый, богатый казак Боков, с которым я познакомился еще во время циркового сезона, и предложил мне ехать к нему на Дон в его имение, под Таганрогом. Оттуда мы поехали к Кабарду покупать для его коневодства производителей.

Опять новые знакомства… Побывал у кабардинцев Урузбиевых, поднимался на Эльбрус, потом опять очутился на Волге и случайно на пароходе прочел в газете, что в Саратове играет первоклассная труппа под управлением старого актера А. И. Погонина, с которым я служил в Тамбове у Григорьева. В Саратове я пошел прямо на репетицию в сад Сервье на окраине, где был прекрасный летний театр, и сразу был принят на вторые роли. Первые персонажи были тогда еще тоже молодежь: В. П. Далматов, В. Н. Давыдов, уже начинавшие входить в славу, В. Н. Андреев-Бурлак, уже окончательно поступивший из капитанов парохода в актеры, известность— Аркадий Большаков, драматическая

А. А. Стрельская, затем Майерова, жена талантливого музыкантадирижера А. С. Кондрашова, Очкина, Александрова. Первым драматическим любовником и опереточным певцом был молодой красавец Инсарский, ему в драме дублировал Никольский, впоследствии артист Александрийского театра… Труппа была большая и хорошая. Все жили в недорогих квартирах местных обывателей, большинство столовалось в театральном буфете, где все вместе обедали после репетиции и потом уже расходились по квартирам. Я жил неподалеку от театра с маленькими актерами Кариным и Симоновым. Первый был горький пьяница, второй— ухажер писарского типа.

У меня было особое развлечение. Далеко за городом, под Лысой горой, были пустыри оврагов, населенных летом галаховцами, перекочевавшими из ночлежного дома Галахова на эту самую летнюю дачу. Здесь целый день кипела игра в орлянку. Пьянство, скандалы, драки. Играли и эти оборванцы, и бурлаки, и грузчики, а по воскресеньям шли толпами разные служащие из города и обитатели «Тараканьих выползков» этой бедняцкой окраины города. По воскресеньям, если посмотреть с горки, всюду шевелятся круглые толпы орлянщиков. То они наклоняются одновременно все к земле— ставят деньги к круг или получают выигрыши, то смотрят в небо, задрав головы, следя за полетом брошенного метчиком пятака, и стремительно бросаются в сторону, где хлопнулся о землю пятак. Если выпал орел, то метчик один наклоняется и загребает все деньги, а остальные готовят новые ставки, кладут новые стопки серебра или медяков, причем серебро кладется сверху, чтобы сразу было видно, сколькоденег. Метчик оглядывает кучки, и если ему не по силам, просит часть снять, а если хватает в кармане денег на расплату, заявляет: