Владимир Губарев - Утро космоса. Королев и Гагарин

Протокол подписан и Владимиром Ильичем Лени­ным.

Теперь К. Э. Циолковский может полностью себя по­святить науке: «Училище я оставил, это был непосиль­ный по моему возрасту и здоровью труд. Могу отдать­ся теперь наиболее любимой работе – реактивному прибору…»

36 лет проработал Циолковский в училище.

Еще в 1918 году Константин Эдуардович почувство­вал заботу новой власти о себе. Он получает из Моск­вы письмо: «Социалистическая академия не может исправить прошлого, но она старается хоть на будущее оказать возможное содействие Вашему бескорыстному стремлению сделать что-нибудь полезное для людей. Не­смотря на крайние невзгоды, Ваш дух не сломлен. Вы не старик. Мы ждем от Вас еще очень многого. И мы же­лаем устранить в Вашей жизни материальные прегра­ды, препятствовавшие полному расцвету и завершению Ваших гениальных способностей».

Ученому предлагают переехать в Москву: там ему будут созданы все условия для работы. Но Циолков­ский отказывается: он врос в эту землю, ему тяжело покидать ставшую родной Калугу, где сделано так много.

И тогда люди идут к Циолковскому.

Наступает то долгожданное время, когда заканчи­вается одиночество. У него очень много последователей, учеников, сподвижников. И что самое главное – его идеи распространяются, они увлекают молодежь.

«И еще одно качество, без которого не мыслю себе подлинного ученого, это прозорливость, умение смотреть хотя бы на два поколения вперед. Всеми этими каче­ствами обладал Константин Эдуардович Циолковский. Он нам пример» – так напишет после старта Юрия Га­гарина академик Валентин Петрович Глушко.

– Я учился в школе, мне было пятнадцать лет, – вспомнит академик. – Тогда и написал Константину Эдуардовичу: «Я прочел в присланных Вами книгах, что Вы предполагали выпустить в полном виде с допол­нениями «Исследование мировых пространств». Там же пишется, чтобы желающие приобрести эту работу сооб­щили адреса…» И каково же было мое изумление, ког­да я получаю в Одессе письмо от основоположника кос­монавтики. И Циолковский спрашивает: насколько серьезно я отношусь к своему увлечению. Я вновь на­писал в Калугу: «Относительно того, насколько я инте­ресуюсь межпланетными сообщениями, я вам скажу только то, что это является моим идеалом и целью мо­ей жизни, которую я хочу посвятить для этого велико­го дела…»

Ну что же, кажется, слово свое я сдержал, – улыбнется Валентин Петрович, – хотя пришлось прой­ти очень трудными дорогами. До самого последнего дня жизни Циолковский очень интересовался нашими рабо­тами по двигателям, и мы регулярно сообщали ему из ГДЛ о ходе создания двигателя.

В начале тридцатых годов разразилась новая сен­сация. Имя Циолковского становится на ее фоне попу­лярным, хотя он всячески противится этой славе.

«Величайшая загадка вселенной», «Картины жизни на небесном корабле», «Самая мощная машина в мире» – каждый день такие аншлаги появлялись на пер­вых страницах газет.

В МГУ конная милиция наводит порядок: слишком много желающих попасть на диспут «Полет на другие миры».

Интерес к загадкам в космосе огромен. Еще бы: про­фессор Годдард якобы сообщил, что он собирается по­слать ракетный снаряд на Луну,.

И вдруг от человека, казалось бы, впрямую заинтере­сованного в популярности подобных идей, доносится предостережение: «Все работающие над культурой – мои друзья, в том числе и Оберт с Годдардом. Но все же полет на Луну, хотя и без людей, пока вещь техни­чески неосуществимая. Во-первых, многие важные во­просы о ракете даже не затронуты теоретически. Чер­теж же Оберта годится только для иллюстрации фан­тастических рассказов. Ракета же Годдарда так прими­тивна, что не только не попадет на Луну, но и не под­нимется и на 500 верст».

Нет, это не пессимизм. Почти в то же время Циол­ковский отмечает на конверте письма из Ленинграда: «Глушко (о ракетоплане). Интересно. Отвечено».

Создается ГИРД. И сразу же письмо в Калугу: «Пос­ле преодоления всех трудностей, после упорной и боль­шой работы… организация наконец приняла признанные формы. В состав группы входят представители и актив ЦАГИ, Военно-воздушной академии, МАИ…»

О каждом шаге работы ГИРДа Циолковский знает:

– идет строительство бесхвостового ракетоплана;

– начались опыты по реактивному самолету-раке­топлану;

– в работе ракетный двигатель инженера Ф. А. Цан­дера;

– пилотировать первый ракетоплан будет инженер С. П. Королев…

Всенародное признание, а не только специалистов к последователей, согревает последние годы жизни Кон­стантина Эдуардовича.

Михаил Иванович Калинин вручает ему орден Тру­дового Красного Знамени.

Алексей Максимович Горький присылает трогатель­ную поздравительную телеграмму.

Сохранился черновик ответа Циолковского: «Я пишу ряд очерков, легких для чтения, как воздух для дыха­ния. Цель их: познание вселенной и философии, основанной на этом познании. Вы скажете, что все это из­вестно. Известно, но не проникло в массы. Но не толь­ко в них, но в интеллигентные и даже ученые массы…» Энергии Циолковскому не занимать.

Одно небольшое отступление. До сих пор многие биографы К. Э. Циолковского удивляются его огромной работоспособности даже в глубокой старости. Ответ дал в своей статье «О психологии научного творчества» академик А. Мигдал. Он пишет, что, «как только науч­ный работник перестает работать «своими руками», де­лать измерения, если он экспериментатор, делать вычис­ления, если он занимается теоретической физикой, на­чинается «старение» независимо от возраста и чина; те­ряется способность удивляться и радоваться каждому малому шагу, исчезает желание учиться, появляется чванство и важность».

Циолковский экспериментировал в своей квартире до последних дней жизни. И встречался с людьми. Не толь­ко с теми, кто приезжал в Калугу, чтобы отдать дань ува­жения великому ученому. А прежде всего с теми, кто решил посвятить себя межпланетным сообщениям.

В 1934 году Сергей Павлович Королев дарит Циол­ковскому свою книгу «Ракетный полет в стратосфере».

«Книжка разумная, содержательная, полезная», – отзывается Циолковский.

Есть предположение (точно установить так и не уда­лось!), что Сергей Павлович приезжал в Калугу. Во­истину – историческая встреча. Теоретик космонавтики и Главный конструктор.

В одной из книг автор воспроизводит рассказ Сергея Павловича о встрече: «Запомнились удивительно ясные глаза, крупные морщины. Говорил Циолковский энер­гично, обстоятельно. Минут за тридцать он изложил нам существо своих взглядов. Не ручаюсь за буквальную точность сказанного, но запомнилась мне одна фраза. Когда я с присущей молодости горячностью заявил, что отныне моя цель – пробиться к звездам, Циолковский улыбнулся и сказал: «Это очень трудное дело, молодой человек, поверьте мне, старику. Это дело потребует зна­ний, настойчивости, терпения и, быть может, всей жизни…»