Елизавета Бута - Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы

Оставалась одна большая проблема: энурез у него не только не прошел, но и усугубился. Лет до трех ситуация казалась более или менее типичной, однако потом мальчик начал мочиться в постель с завидной регулярностью. В школе не принято прерываться на дневной сон, однако с определенного времени с Сергеем начали случаться «эксцессы» в самых разных ситуациях, причем далеко не всегда критических. Он легко мог обмочить штаны, если слышал поблизости громкий смех или крик, делал это в момент, когда на него обращали слишком много внимания. Чудом можно назвать тот факт, что он не описался во время вступительного собеседования.

На тестировании три незнакомые полные женщины бесконечно долго требовали от него то расставить картинки в правильном порядке, то сосчитать палочки, то прочитать по слогам стихотворение. Кроме того, за последней партой сидела мать. Она не выражала никаких эмоций, не пыталась ему помочь, подсказав правильный ответ, что нередко делали другие родительницы. Женщина просто наблюдала за тем, как справляется с заданиями ее сын. Сереже казалось, она буквально ждет его провала, а когда все закончилось, Лариса выглядела слишком разочарованной для матери будущего первоклассника элитной школы с математическим уклоном.

Придя домой, Сережа почти сразу уснул под аккомпанемент привычных унизительных разговоров о себе и под шелест клеенки.

– Удивительно, как он это сделал? Я была уверена, что ему не справиться ни с одним заданием. Знаешь, как он обычно впадает в ступор? Как бы теперь в классе не описался, а то ведь исключат, – вполголоса бубнила мать.

– Что за странная проблема? Он же знает, где туалет и как им пользоваться, – раздраженно возражал муж.

– Недержание мочи так называется, потому что моча не держится в организме.

– Нужно учить держать. Это все от недостатка спорта. Сидит весь день в четырех стенах, поэтому такой хилый и вырос. Закаляться нужно. Это ты чашки расставляла? Кто так делает? Говорил же, что они должны стоять ручками вперед…

– Наверное, – тихо и невпопад отвечала женщина, явно с трудом сдерживая раздражение.

В ту ночь Сережа спал безмятежным сном. Отец только недавно вышел из запоя. В первые пару недель после этого он неизменно испытывал чувство вины перед семьей и вел себя спокойнее обычного, изредка дарил подарки и преподносил жене цветы. Такие дни мальчик любил. Можно было выпросить несколько лишних минут перед телевизором, а иногда даже взять книгу из отцовской библиотеки. В основном там были скучные издания про пиратов или путешествия, без картинок и с большим количеством текста на странице. Сергей пока был не способен их прочитать, но все равно очень радовался, когда отец торжественно вручал ему одну из таких книг.

– Подъем! – Крик Головкина-старшего ворвался в самые недра сознания и буквально разорвал сон в клочья. Так обычно происходило, когда отец появлялся в детской в период запоя, но сейчас ведь не такое время…

Мужчина рывком стащил сына с кровати и приказал немедленно следовать в ванную. Сергей, ничего не понимая спросонья, подчинился. Отец зашел следом и потребовал от ребенка, чтобы тот разделся и встал в ванну. В следующую секунду он открыл кран с холодной водой. Мальчик оцепенел от обжигающего холода. Александра реакция сына не удовлетворила, и поэтому он выкрутил кран до максимума.

Отныне этот ритуал повторялся почти ежедневно. Сергей возненавидел обливания, а вместе с этим стал ненавидеть просыпаться по утрам, а также саму школу, из-за которой ему теперь приходилось страдать.

Отец заставлял обливаться холодной водой в ванной. Очень неприятные ощущения. Мама в конце концов запретила ему это делать, но я с тех пор как-то не люблю все водные процедуры, не купаюсь и даже душ принимать разлюбил. Вдруг холодная вода пойдет, понимаете?

Стыд и унижение стали главными связующими звеньями его отношений с людьми. Всякое общение грозило тем, что он может опозориться и это вызовет гнев и брезгливость. Эти чувства Сергей научился легко распознавать в людях и постепенно стал узнавать в себе. Радость, восхищение и восторг тоже существовали в окружающем мире, но они отходили на второй план. Впереди шли гнев и брезгливость. Плачущий капризный мальчик в грязных пеленках пробуждал в родительских сердцах лишь раздражение и неприязнь. Чуть позже он стал вызывать те же чувства из-за своего энуреза. Почему так происходило? Человеку жизненно необходимо осознавать, что он существует в глазах других людей, играть свою роль в семье или в любой другой группе. Страшнее всего быть непринятым коллективом, осмеянным и исторгнутым из общества. Не зря вместо смертной казни в большинстве примитивных обществ практиковалось изгнание из племени. Такого наказания боялись больше смерти. Впрочем, есть кое-что похуже отверженности – не быть вовсе. Если тебя ругают, значит, замечают. Именно поэтому многие дети, не получив похвалы, начинают капризничать, рушить все вокруг, совершать неблаговидные поступки, делать все возможное, чтобы заявить о себе. Сергей знал только гнев и брезгливость, но чтобы вызвать их, ему всякий раз нужно было сталкиваться со своим главным страхом. Головкин добивался внимания только посредством собственного унижения, и впоследствии, когда окружающие проявляли к нему интерес, он вспоминал об этом унижении. И все же пока он оставался человеком и не хотел становиться невидимкой.

В начале 1960-х в Левобережном районе предпочитали не вспоминать о том, что еще недавно это место считалось глухой деревней. Один за другим здесь возводились белые блочные дома с абсолютно одинаковыми фасадами. Несколько магазинов, напоминавших сельпо, закрыли, и вместо них появились универсамы и универмаги. Открылось метро, построили кинотеатр «Нева», облагородили несколько стихийно образовавшихся парков, отреставрировали старинные усадьбы. В пятиэтажках обычно жили сотрудники близлежащих заводов и фабрик, а вот в новых, девятиэтажных домах давали квартиры научной интеллигенции, поэтому очень скоро район превратился в своего рода наукоград: интеллектуальный островок в черте города.

Сережа Головкин стал учеником школы № 167 имени маршала Говорова. Первого сентября 1967 года мальчик в новой школьной форме и с большим букетом гладиолусов в руках вошел в класс. Вслед за другими учениками он положил цветы на стол учительницы и выбрал место за партой. Последовал классный час, а затем три первых урока. На переменах дети с шумом носились по классу и школьным коридорам, которые учительница называла «рекреациями». Сережа оставался сидеть на своем месте. Никто из знакомых по детскому саду к нему так и не подошел, а сам он боялся к кому-то приблизиться. К концу второго урока ему нестерпимо захотелось в туалет, но он боялся поднять руку и отпроситься. Собственно, такой вариант ему даже не приходил в голову. У него не было ни малейшего понятия, где в школе расположен туалет. Как же он туда пойдет? Покидать класс во время урока строго запрещено. Никто еще не осмеливался выйти посредине занятия. Сережа приготовился к позору, о котором без конца твердили родители. Ему представилось, как отец с утроенным энтузиазмом начнет обливать его ледяной водой, а мать теперь всегда будет смотреть тем взглядом бесконечного разочарования и усталости, которым она обычно одаривала его, когда он делал что-то не так. Еще утром он был полон решимости ни за что не допустить этого, но сейчас его решимость куда-то подевалась.