Евгений Казаев - Иллюзия алкоголизма и наркомании

Здравствуйте! Я хочу поделиться с вами опытом своей уже прошлой жизни. Адский алкоголизм, который длился у меня долгие годы, не прекращаясь буквально ни на одно мгновение, по своей сути превратился в мой смысл жизни. Каких только попыток я не предпринимал для того, чтобы бросить пить, а именно всевозможные кодировки, уколы, вшивание, гипноз, токотерапия, иглоукалывание, вплоть до дикого сумасшествия по обращению к разного рода жуликам и психам, экстрасенсы, колдуны, ведьмы, гадалки и т. д.

Начал я пить в 15 лет. Получили мы аттестаты за девятый класс, и, как говорится, понеслась… Пили мы, обмывая аттестаты, разбавленный спирт, после этого помню, как бегал по лестничным пролётам, что-то кричал, оскорблял всех и каждого, кто попадался моему пьяному взору. После этого, конечно, не сразу я вклинился на путь алкоголизма, так как, конечно, ещё побаивался то ли мнения окружающих, то ли мнения матери, да и вообще общества, но первая бурная и буйная пьянка, скажем так, дала свои плоды, причём не самые лучшие, но довольно объёмные. Мне исполнилось 17 лет, я учился в 11-м классе, ну и стали собираться с одноклассниками, как нам казалось, для крутой тусовки, а на самом деле именно для употребления чего-либо спиртного, что, кстати, опять же, как нам казалось, делало нашу тусовку особенно крутой и насыщенной. Собирались мы сначала по субботам, потом по субботам и воскресеньям, потом уже по пятницам, субботам и воскресеньям, а потом понедельник, вторник и дальше уже по накатанной. Собственно, стало неважно, в какой день собираться, ведь, помилуй Бог, какой, к чёрту, алкоголизм? Мы ведь правда думали, что мы просто очень общительные молодые люди, которые очень хорошо друг друга понимают, да и жить друг без друга, ну, просто не могут.

Стал я наблюдательным довольно рано, и моя наблюдательность выглядела следующим образом. Я стал видеть, что вот мы, скажем, всей толпой одноклассников, да и не только, собираемся вместе и сами себе даём установку: так, всё, сегодня не пьём, ведь где-то там в глубине души у каждого из нас нет-нет да и проскакивала мысль, что происходит что-то нездоровое. И вот такая установка по принципу «Сегодня не пьём!» выглядела как собственноручно надетые вериги, потому что запрет на употребление водки или коктейлей рождал в нас уныние, нежелание с кем-то о чём-то говорить, что-то обсуждать, чем-то делиться, не играли гитары, не пелись песни и т. д. Через час-полтора вот такого блеяния друг другу мы с каким-то стеснением убеждали сами себя – ну ладно, бутылочку, разговор поддержать, просто для общения возьмём, и всё.

Естественно, это заканчивалось тем, что просыпаешься дома, ничего не помнишь, но есть одно большое «но»: на тот момент не было жуткого похмелья! Конечно, оно было, но какое – можно было поесть, можно было пойти поработать, я как раз на тот момент после 11 классов бросил училище, не стал учиться на повара, а пошёл работать грузчиком на автомасла. Так вот, даже, как тогда казалось, с самого жёсткого похмелья я выходил на работу, ну, сушнячок до обеда, потом какой-нибудь доширак в обед, и всё, похмелья как не существовало.

В мои 17 лет до того, как я ушёл в армию, я в первый раз в своей жизни уже закодировался. Мама увезла меня со своими друзьями в какую-то подпольную наркологическую клинику, там мне сделали укол на три года, по приезде домой у меня просто-напросто пропала речь, я стал бессвязно говорить, никто абсолютно не понимал, что я говорю. Мама поняла, что пропала речь, сразу под одеяло, чай с малиной и т. д. В итоге через неделю я опять запил, мама говорила, что у меня были какие-то приступы, типа как эпилепсия, что она мне разжимала челюсти, но я в это не верил, думал, что она меня специально как-то запугивает, да и до сих пор не знаю, были приступы или нет. Но то, что речь действительно пропала, причём ещё без нарушения кодировки, это факт. Мать привезла потом какую-то таблетку, что-то типа антидота, и вроде бы кодировки больше не было.

Потом пошёл я в армию, попал на Северный Кавказ в погранвойска. Почему я хочу вообще затронуть тему армии: там само употребление чего бы то ни было тормозила сама система, даже если очень хочешь, хоть на стенку лезь, первые полгода это сделать практически нереально. Через полгода, если ты был правильный боец или, правильнее сказать, правильный малой, то, конечно, твои деды, в частности сержанты, давали тебе некую послабуху, где ты мог выпить, но всё это строго от одного стакана до одного стакана. После того, как я спустился в отряд, там уже можно было купить у местных, пол-литра за 10 рублей, но всё равно, даже если ты уже сам дед или дембель, в случае если тебя, грубо говоря, спалили за этим делом употребления, наказание следовало очень жёсткое и очень жестокое.

И вот, когда я уже уезжал на дембель, я отчётливо помню, как сказал своим друзьям, то есть сослуживцам, а также пятнадцати десантникам, которые ехали вместе с нами, что самое главное, что мне предстоит сделать на гражданке, так это не запить!

Но, конечно, всё случилось вопреки моему желанию не забухать, так как забухал я, собственно, с поезда, да и по приезде домой я сам себе внушил заблуждение, что я не буду пить водку, а буду пить исключительно коктейли, потому что мне тогда казалось, что они менее опасны, да и по сравнению с водкой это вообще некий компот. Ну а дальше – больше, потому что, когда приезжаешь домой, тебе опять же кажется, что тебя здесь прям все ждут, все от тебя без ума, короче говоря, уходишь ты в 18 лет и возвращаешься таким же, там за встречу, здесь за дембель, и всё, ты уже сидишь в полном и смрадном болоте всепоглощающего алкоголизма. Я мог забухать не просто на две недели или два месяца, а к примеру, осенью в начале и очнуться уже на отходняке, при этом ещё не на очень жутком, выглянуть в окно, а там уже молодая листва на деревьях, то есть полгода запоя, которые я даже не то что не осознавал, а даже не помнил, вырезая из жизни невероятно большие куски своего существования.

Так продолжалось четыре года, с 2004 по 2008-й, а вот в 2008 году я стал попадать не только в наркологические больницы, в частности в семнадцатую, но и в психиатрические, в Алексеевскую (Кащенко) и в застенки Ганнушкина. В общей сложности я отдал из своей жизни в эту злосчастную психиндустрию один год четыре месяца. Помогли ли мне чем-то наркологи или психиатры? Нет!!! Только усугубляли, закалывая меня аминазином за малейшую провинность. Там также были кодировки, о которых я говорил выше, но что касается именно больниц – это укол вивитрола, укол чего-то под лопатку и вшивание эсперали. Ни одна из тех или этих кодировок, конечно, не помогали мне никоим образом, так как все они основаны на психологическом запрете при страхе смерти, другими словами, человек так или иначе проявляет силу воли как насилие над собой, с последующими нервными срывами, раздражительностью, депрессией, психозами и т. д.