Василий Молодяков - Риббентроп. Дипломат от фюрера

Но самое тяжкое испытание еще предстояло. Когда все мои немецкие друзья покинули пароход [7] В принципе этого было достаточно для того, чтобы заподозрить в следовавшем из Канады Риббентропе английского агента, однако никто не заподозрил. , было объявлено, что на берег следует высадить и всех остальных пассажиров – врачей и граждан нейтральных стран. Мне стало ясно: лишь только я окажусь в Фалмуте, оттуда по телеграфу запросят Канаду, где я известен как немец, и меня задержат. […] Если я хотел плыть на “Потсдаме” дальше, надо было действовать немедленно. Всех нас, оставшихся пассажиров, собрали в кают-компании под охраной известного своим дружественным отношением к немцам стюарда. Я сунул ему в руку несколько золотых монет, попросив разрешения отправиться в угольный бункер к моему другу. Стюард выбрал подходящий момент и доставил меня вниз, где мне удалось спрятаться в довольно малоприятном месте за горой угля. Здесь я и оставался, пока “Потсдам” не вошел в устье Шельды; я пробрался в свою каюту, чтобы быстренько умыться. Неожиданно для себя я нашел там свои вещи совершенно нетронутыми. Узнал я и о том, что в поисках меня, исчезнувшего пассажира, пароход был подвергнут обыску. Когда потом мы ехали поездом через всю Голландию, мне пришлось пережить еще одну, последнюю неожиданность в этом богатом необычайными событиями возвращении на родину: появившийся в моей каюте стюард, тот самый, который отправил меня в угольный бункер, оказался немецким офицером и вернул мне мои золотые монеты» 24.

Эту драматическую историю Риббентроп записал только в Нюрнберге, но, видимо, рассказывал ее и раньше. Еще до Второй мировой войны она проникла в печать, пережив невероятные превращения, как будто правда была недостаточно увлекательной. Под пером Ганса фон Гюнтера, автора первой из фантастических (или альтернативных?) биографий Риббентропа, она превратилась в историю голландского грузового судна «Эмилия», на борту которого не было никаких пассажиров и где только в открытом море пред изумленными очами капитана предстал двадцатилетний немец, спрятавшийся в одной из спасательных шлюпок. Тот признался, что едет защищать родину, что он сын полковника, внук и правнук генерала. Капитан позволил ему остаться и спрятаться в угольном трюме при приближении к берегам Британии. «Эмилия» прибыла в Роттердам 14 августа 1914 года – обратим внимание на дату 25. Сказка на этом не заканчивается, но обо всем в свой черед…

Начало войны позвало под знамена и старшего Риббентропа, который вернулся на действительную службу, в 1915 году заслужил Железный крест 1-го класса в бою под Бржезанами в австрийской части Польши и вышел в отставку, на сей раз уже окончательно, в чине подполковника. Иоахим, избежав медицинского обследования, поступил добровольцем в размещавшийся в Торгау 12-й Тюрингский гусарский полк ( Thüringische Husaren-Regiment Nr. 12 ), в составе которого его дед по материнской линии воевал с французами в 1870 году.

«В первый же день моего рекрутского бытия я совершил непростительную ошибку: на вопрос моего строгого вахмистра, умею ли я ездить верхом, я, само собой разумеется, ответил утвердительно, ведь с юношеских лет я все-таки на лошади иногда сидел [автор снова скромничает, ибо в тех же мемуарах пишет: «Очень рано пробудилась в нас и любовь к лошадям, унаследованная от отца, который был большим лошадником». – В. М. ]. Мое опрометчивое утверждение обернулось сущим позором: вахмистр тут же приказал мне показать свое умение на норовистом коне. Я падал с него так часто, что под конец и сам уверовал, что никогда в жизни не сидел в седле. Эти старые кавалерийские вахмистры хорошо знают, как обращаться с желторотыми юнцами-рекрутами, когда дело касается святой военной службы! Но потом я с этим грозным унтером хорошо поладил» 26.

Через четыре недели Риббентропа отправили на фронт. О пережитом во время войны он не успел написать ничего, кроме двух фраз: «В этом самом полку я провоевал на Востоке, а потом на Западе с перерывами, вызванными несколькими ранениями и тяжелым заболеванием, до весны 1918 года. После моего последнего ранения летом 1917 года я получил Железный крест первой степени» 27.

Недостаток достоверной информации породил множество слухов и легенд. Наиболее безобидным можно считать утверждение, что на самом деле он получил Железный крест 2-го класса и позже, служа в министерстве, добился его замены на крест 1-го класса. Куда романтичнее звучит история, поведанная Гюнтером и пересказанная – без ссылок на автора – Дугласом Гленом (если это вообще не одно и то же лицо). Оказывается, уже на германской границе возвращавшийся из Америки Риббентроп был с пристрастием допрошен офицером, которому сообщил, что владеет, помимо английского и французского, испанским и русским [8] Риббентроп пытался учить русский язык, находясь в действующей армии на Восточном фронте, но не преуспел в этом. языками. Выслушав его рассказ и просмотрев бумаги, офицер объявил юноше, что тот будет… отправлен за границу с секретной миссией. «Нет, нет! – закричал Риббентроп. – Я хочу быть настоящим солдатом, как мой отец и все мои предки. Я не для того пробирался на родину, чтобы стать шпионом!» Офицер наставительно сказал: «Долг каждого настоящего немца защищать Отечество. Любое средство для достижения этой цели хорошо», – и отпустил его с миром. Риббентроп прибыл в 12-й гусарский полк… Здесь история обрывается и возобновляется только в декабре 1915 года, когда лейтенант фон (!) Риббентроп, тайно прибывший в США на подводной лодке, представляется германскому послу графу Иоганну фон Берншторфу и военному атташе капитану Францу фон Папену. Папен, которого выследили и вот-вот должны были выслать из Америки, поручил лейтенанту руководить сетью тайных агентов и диверсантов, призванных мешать Соединенным Штатам помогать странам Антанты. Его ближайшим помощником стал Игнац Требич-Линкольн – один из самых знаменитых авантюристов ХХ века – крещеный еврей из Венгрии, успевший побывать депутатом британского парламента от Либеральной партии. После вступления США в войну против Германии в апреле 1917 года Риббентроп вернулся на родину путем, «достойным приключенческого романа» 28.

Разумеется, всё это вымысел от начала до конца. Берншторф и Папен оставили подробные мемуары, в которых о Риббентропе – применительно к описываемым событиям – нет ни слова; то же относится и к биографии Требич-Линкольна. Посол признал, что субсидии на пропагандистскую деятельность шли через него, что он помогал немцам призывного возраста и резервистам вернуться на родину, но категорически отрицал свою вовлеченность в саботаж, хотя «горячие головы» обращались к нему с подобными предложениями. Папен занимался сбором информации, возможно, переходя границы закона, но тоже не связывался с непрошеными «диверсантами». Его причастность к актам саботажа не была доказана, хотя бумаги военного атташе не вполне честным путем попали в руки «нейтральных» американцев и воюющих англичан 29.