Бен Макинтайр - Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец

Смедли трудно было назвать непримечательной (с возрастом она тоже слукавила: ей было тридцать восемь). С короткой стрижкой, в одежде мужского кроя, она резко выделялась на фоне разодетых в пух и прах иностранок в Шанхае. “Агнес на вид умная женщина из рабочего класса, – писала Урсула в полном восторге в письме родителям. – Одета просто, редкие каштановые волосы, невероятно живые серо-зеленые глаза, лицо некрасивое, но черты правильные. Когда она зачесывает волосы назад, виден очень крупный, выпуклый лоб”.

До этого Урсула никогда встречала никого подобного, но ведь и Агнес Смедли была одна в своем роде.

Женщины подружились за английским чаем, поданным в костяном фарфоре. Урсула безудержным потоком изливала свои надежды и волнения. Она рассказывала о том, как ей скучно и одиноко, об удручающей нищете, которую ей доводилось наблюдать ежедневно, об отчужденности от других европейцев. “Впервые после прибытия в Шанхай я свободно говорила о своих политических взглядах”. Она поведала о своем воспитании в Германии, о решении вступить в партию и об огромном впечатлении от “Дочери земли”. Она рассказала о Руди: о его доброте, спокойствии, политической апатии и безучастном отторжении коммунизма. Смедли слушала внимательно, курила и кивала. Когда Урсула закончила, Агнес поведала ей историю своей жизни, которая в действительности оказалась еще более невероятной, чем в опубликованном годом ранее художественном изложении.

Смедли родилась в 1892 году в двухкомнатной лачуге без электричества и водопровода, а выросла в захудалом шахтерском городишке в Колорадо. Ее отец, наполовину индеец чероки, перебивался случайными заработками: торговал скотом, устраивался ковбоем, был странствующим знахарем, развозил уголь, – кочевник-алкоголик с “душой и фантазией бродяги”; мать сносила издевки и пребывала в депрессии; тетя подрабатывала проституцией. В детстве Смедли своими глазами видела стачки шахтеров в Колорадо, ожесточенные кровопролитные столкновения бастующих горняков и наемных мордоворотов, натравленных на протестующих руководством угольных компаний. Мать Агнес умерла в сорок лет, после ее кончины отец “пал на колени с театральными рыданиями, а потом перерыл содержимое ее старого жестяного сундука. Найдя между лоскутами для одеяла сорок долларов, он отправился в салун и напился с парнями”. Агнес собирала знания по крупицам из чтения, попадавшегося под руку: “от бульварных романов до отвратительной книги по юриспруденции и еще одной под названием «Бихевиористская психология»”, – скудной выборки, не имевшей ничего общего с огромной библиотекой, которая была доступна Урсуле в юности. Агнес писала стихи, предсказывала судьбу по яблочным косточкам, научилась ездить верхом, стрелять и бросать лассо. Она взяла себе имя Аяху из языка навахо и исповедовала непримиримый феминизм. Если кто-то смел предположить, “что женщина уступает мужчине в интеллекте или пригодности к строительству… она, побагровев, срывалась со своего места, словно раненая львица, едва не впиваясь в дерзновенного когтями”.

Поработав прачкой, учительницей и коммивояжером, Агнес перебралась в Калифорнию, где свела знакомство с богемой левого толка. Ее взгляды становились все более радикальными. Смедли никогда не была последовательницей какой-либо философии – в основе ее убеждений лежал гнев, безраздельная ярость к капиталистам, владельцам угольных шахт, империалистам и колонизаторам, которые держали в рабстве бедных, цветных и рабочий класс. У нее не было времени на политические теории: “Кому есть дело до того, прочту я всю эту чушь или нет? Я знаю врага в лицо, и этого довольно”.

В Калифорнии она познакомилась с кружком индийских националистов, требовавших независимости от имперской Британии, и впервые вступила в борьбу за идею. В разгар Первой мировой войны она оказалась глубоко вовлечена в так называемую “индо-германскую антибританскую деятельность”, тайную кампанию Германии по ослаблению Британской империи, строившуюся на финансировании и вооружении индийского движения за независимость. В марте 1918 года Смедли была арестована по делу о шпионаже, приговорена к двум месяцам тюремного заключения и в конце концов отпущена на свободу несмотря на то, что, по словам ее биографа, была “виновна до мозга костей”. Она переехала в Берлин, познакомилась и вступила в брак с индийским коммунистом-революционером Вирендранатом Чатопадайей, известным как Чато, бросила его и продолжила участие в сговоре с индийскими повстанцами. С ужасом наблюдая деградацию человека в Веймаре, она провозгласила Советский Союз “величайшим, самым воодушевляющим местом на земле”.

Агнес была личностью колоссального масштаба, но даже самым близким друзьям бывало с ней весьма непросто. Как отмечал один из них, мир для нее был “строгим моралите, где «добро» вступало в борьбу с «пороком»”, и она редко спешивалась “со славного белого боевого коня своего воображения”. В отрочестве она пережила первый нервный срыв. Агнес страдала от “припадков безумия”, как она сама их называла, и начала проходить курс психоанализа у бывшей ученицы Зигмунда Фрейда в Вене, немецкой еврейки Элизабет Нэф. Доктор Нэф убедила Агнес перенести свой жизненный опыт в художественной форме на бумагу. В результате на свет появилась “Дочь Земли” с разгневанной, честолюбивой героиней, не вписывающейся в общество и стремящейся к самовыражению. Критики пели книге дифирамбы. Майкл Голд в журнале The New Masses называл ее “пронзительно и прекрасно выхваченной из ткани самой жизни”. Овации зазвучали, когда Агнес уже была в Шанхае. Она прибыла сюда в мае 1929 года, полная решимости встать на защиту угнетенных китайских масс.

Агнес Смедли была полна непримиримых противоречий. Она была бисексуальна и при этом считала гомосексуальность исцелимым извращением. Она заявляла, что презирает мужчин, настаивая, что женщины “порабощены институтом брака”. Тем не менее она любила многих мужчин и дважды была замужем: своего первого мужа она третировала, а от второго терпела физические и эмоциональные издевательства. Она считала секс унизительным – и при этом была ярой сторонницей и энергичной проповедницей свободной любви. “Здесь мне довелось спать с мужчинами всех цветов и калибров, – писала она подруге вскоре после встречи с Урсулой. – С французом – торговцем оружием, малорослым, круглым и рябым; с пятидесятилетним немецким монархистом, убежденным, будто пенис позволяет подчинить женщину; с высокопоставленным китайским чиновником, о поступках которого мне стыдно даже писать; с шарообразным леваком – сторонником Гоминьдана, мягким и сентиментальным”.