Яков Цветов - Синие берега

- Н-но! - услышал Данила. - Н-но!..

"Свой... Свой... - обрадовался. И тут же мелькнуло: - А свой ли?.." Лошадь выскочила на просеку и двинулась к броду.

- Стой, друг. - Данила высунулся из зарослей. Седой человек с морщинистыми щеками от неожиданности даже выпустил вожжи из рук. Лошадь почуяла, что на нее смотрят, вскинула голову, заржала. - Какое то село, друг, а?

- Яке село? - с подчеркнутым удивлением переспросил возница. - На що воно тоби те село, дурень старый. - Человек с морщинистыми щеками рассерженно сбил картуз на затылок. - Ось що. Швидче тикай видсиля, поки пули не схопив. И сосункив оцих тягни. Там ось, - боком повернулся к селенью и ткнул кнутом в воздух, - хрицев повнесенько... Ховайся! сказал, понизив голос, будто кто-то мог его подслушать. Он подхватил вожжи. - Н-но! - решительно рявкнул, и лошадь осторожно ступила в воду.

"Никуда дело, - помрачнел Данила. - Совсем никуда. Влипли..." Сознание, что оторваны от всех, что остались одни и совершенно неизвестна обстановка, удручало. Он заметил, Мария смятенно смотрела на него. Обычно спокойный, Саша растерянно сжал губы, опустил голову.

- Ладно, хлопцы, - выговорил Данила наконец. - Понял, что нужно делать.

- Что? - выпрямился Саша и посмотрел на Данилу в упор.

- Подожди, еще поразмыслю.

Но думать было уже не о чем. Все ясно, все устрашающе ясно. Надо поворачивать в обратную сторону, на юг, что ли. "Раз немец везде тут, значит, Бровченко отошел. А может, а?.. Били же на рассвете орудия, снова вспомнил. - Слыхал же... Выходит, где-то еще держатся наши". В надежде нет ничего предопределенного, ничего обязательного, просто без нее нельзя сделать следующий шаг.

И они шли дальше. Шли вдоль берега, по течению вниз, оглядывались, озирались. Обходили селения, забирались в рощи, в кустарники, когда те появлялись на пути.

"На родной земле к своим людям не свернуть? - горестно размышлял Данила. Он покачивал головой. - И не поверил бы, ей-богу, в такое, скажи мне кто..." Он еще не совсем постиг законы войны, на многое смотрел как человек мирный.

Под ноги легла тень, она скользила, передвигалась по прибрежному песку, показывая след бредущего по небу облака. Шли молча, сломленные усталостью. Данила уже не искал свою часть. Хоть к какому-нибудь подразделению прибиться. Но дорога пустынна.

Показались несколько сосен, одиноких, пыльных, со слегка наклоненными стволами, тоже пыльными.

- Сашко, - прервал Данила молчание. Саша вопросительно взглянул на него. - Влазь-ка вон на сосну. Может, чего и заметишь, а? Биноклю на!..

Саша скинул вещевой мешок, прислонил винтовку к стволу и, сдирая кожу на коленях, вскарабкался на высокую, сукастую сосну.

- Подкрути окуляры под свои глаза, - напомнил Данила. Задрав вверх голову, смотрел он, как Саша, одной рукой прижимая бинокль к глазам, другой подкручивал окуляры, наводил на резкость. - Видишь чего, нет?

Саша всматривался вдаль. Увидел слабую линию пролета моста.

- Мост, дядь-Данила, - бросил вниз, не опуская бинокля. - Километра с полтора отсюда.

- Мост, говоришь? Плохо, раз мост. Немец. - Данила совсем пал духом. "В мешке... Никуда не деться..." - А на мосту чего? Приглядись.

- Увидишь разве? Пустой вроде мост.

Выхода не было. Данила решил все же подойти к мосту поближе, а там понаблюдать, выяснить обстановку. "Терять нечего, так и так - крышка".

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Он не мог оторваться от сна, хоть и слышал над собой голос Валерика. Голос Валерика он узнает среди тысячи других голосов. Чего он хочет, Валерик? Чего он хочет?..

- Сами приказали разбудить через полтора часа, а уже минут десять тормошу вас, и - никак, - жаловался Валерик.

Андрей медленно постигал смысл того, что говорил Валерик. Веки, чувствовал он, тяжелы и не поднять их, и окончательно не пробудиться. Глаза еще заставлены сном, и сон продолжает развертываться перед ним. Вот подкатывает к перрону поезд. Мама и Танюша с Адмиральской двадцать три выходят из вагона. У них сияющие, радостные лица. Он встречает их. Он тоже доволен. Вечером, помнит он, все отправятся в Большой театр. Он берет их чемоданы, легко несет. Входит в вокзал. Какой-то чужой вокзал, весь из мрамора и стекла, с лепным золоченым плафоном. Никогда не был он здесь. Никогда, - подсказывает память, отделяясь от сна. И какие-то люди рядом, у них точные, определенные лица, но у него нет знакомых с такими лицами, ни разу не встречал их... Как появились они перед ним? Но это же сон, думает он во сне. В снах так же мало логики, как и в жизни, из которой возникают сны... Что-то происходит, что-то хорошее, но он уже не поспевает за этим, начинает отставать...

Где же он, где?.. Он вынырнул из цепкой глубины сна и старался разобраться - что с ним на самом деле и что не на самом деле.

- Да подымайтесь же! - теребил его за плечи Валерик. - Сами ж приказали, а сами спите. Подымайтесь, а, товарищ лейтенант!..

Андрей задвигал кулаками - протирал глаза. Где ж он?.. Помнилось, повалился он прямо на землю, а проснулся вот, и под ним шинель. Кто ж подстелил, как не Валерик. Андрей и не слышал, не чувствовал, как тот поворачивал его с боку на бок и подсовывал шинель, сон сморил его враз.

"Сон, это великолепно, - доволен он сном, который виделся и от которого так безжалостно оторвал его Валерик. - Выдумываешь себе мир, и ни от кого, ни от чего он не зависит, это твой собственный мир". Андрей все еще тер кулаками глаза, как бы приспосабливая их для другой жизни, отличной от той, что минуту назад они видели.

Наконец сообразил - вон он где! Он там, где ему и надо быть. Бремя трудной его жизни снова лежало на плечах.

- Писарев!

- Я.

- Есть что от комбата? - вскинул Андрей глаза, красные и мутные. Он вопросительно смотрел на Писарева.

- Есть, есть, товарищ лейтенант. Три пулемета.

- Три? Не два?

- Что это, я до трех не сосчитаю?

- Хорошо, что три, - обрадовался Андрей. - Погода улучшается!.. А обещал два. Слушай, все три Рябову. Все Рябову. Всего вероятней противник двинет на него.

- А пулеметы уже у Рябова, - пожал Писарев плечами. - Приказали же. Когда ложились отдыхать. Говорили вы, правда, о двух. Ну, а я все три Рябову. - И как бы удивляясь: - Расщедрился комбат: связисты еще и телефоны приволокли, провод. И уже протянуты линии во все три взвода. И проверили: связь как надо...

- Ну да, ну да, - проговорил Андрей. - Сон так в мозги ударил, что я и забыл предупредить тебя о телефонах. - Вспомнил: сон камнем придавил его к земле. - Теперь, считай, мы не рота, - полк.

- Полк, полк, - подтвердил Писарев и улыбнулся. - Еще три станкача и расчеты - семь бойцов...

"Взвода, конечно, не будет", - пришли Андрею на память слова комбата. А все ж - пулеметы.

- Так. Ясно, - сказал Андрей. - Вано загнул свой правый? - Правый фланг роты беспокоил его теперь больше, чем мост. Укрепиться перед лощиной, делившей откос надвое - на северную сторону и южную, значит закрыть противнику выход к берегу. А выйдет к берегу, отрежет роту от воды, и она окружена.