Борис Корнилов - Все адмиралы были троечниками 2

После Дворцового моста «Авроре» предстояло проследовать мимо Зимнего, того самого, который штурмовали после ее холостого выстрела. Дворец презрительно, в упор смотрел на нее всеми своими окнами. Для него та, настоящая, «Аврора» навсегда осталась Иудой, а то, что сейчас тянули буксиры, было всего лишь чучелом некогда грозного боевого корабля. Надо признать, во многом он был прав…

Но самое сложное ждало впереди – «Аврору» надо было развернуть, поставить на бочки и прицепить ее к двум металлическим штангам, идущим от берега к корпусу корабля. На это ушло часов шесть, вместо запланированных двух.

Сначала «Аврора» не разворачивалась, потому что возникли трудности с перезаводом буксирных концов. Крейсер проектировали в конце девятнадцатого века, а на дворе стоял двадцатый. Понятно, что буксирное устройство «Авроры», мягко говоря, несколько устарело.

После полуторачасовых безуспешных попыток, терпение командира базы начало лопаться. Он в довольно резкой форме, нехарактерной для его спокойного нрава, послал начальника отделения вспомогательного флота на бак. Чтобы на месте разобрался со своими буксирами. Причем сказал таким тоном, что остальным членам походного штаба показалось, что на самом деле он послал его дальше… Но ничего, кроме усиления суеты вокруг буксирных устройств крейсера, эта мера не дала.

Зрителям на берегу было непонятно, почему крейсер, облепленный буксирами, застыл посредине Невы и не собирается приставать к берегу. Самые нетерпеливые начали расходиться – давали знать неперестающий дождь и прохлада.

Наконец, командир базы, снова вспомнив молодость, спустился по трапу и сам отправился на бак. Судя по крикам, доносившимся с носа крейсера, он вспомнил раннюю молодость, когда еще мог себе позволить выражать эмоции без стеснения в словах. Его личное вмешательство дало импульс мыслительным процессам буксировочной команды. Они нашли выход из положения и начали разворачивать крейсер, подводя его к месту стоянки.

Затем началось последнее «не так». Крейсер ни в какую не хотел прикрепляться к специальным штангам, которые должны были держать его, как своего рода мощные швартовы. Эти штанги, по замыслу проектировщиков, должны были удержать корабль при ветре до сорока метров в секунду (чего в Ленинграде, по-моему, не было никогда).

Глядя на их внушительные размеры, можно было смело утверждать, что ветер скорее сорвет надстройки крейсера, чем оторвет от берега его самого. Несмотря на свою мощь и габариты, они имеют свободу движения в вертикальной плоскости и могут удержать корабль при любом уровне воды.

Замки этих штанг не собирались так просто сдаваться, их огромные штыри не заходили в специальные приспособления на борту крейсера. Снова на помощь пришли русская смекалка, богатый русский язык и тяжелая русская кувалда, которые, в конце концов, помогли вставить что надо в куда надо.

Наконец-то подали трап, и толпа революционеров и передовиков хлынула на берег. Наверное, так моряки Магеллана стремились на спасительную землю после нескольких месяцев опасного плавания. Но для тех, кто отсутствовал на берегу всего несколько часов, скорость, с какой они покидали корабль, была неприлично высокой. Причем пожилые ветераны революции не уступали в прыти относительно молодым заводчанам. Все спешили так, будто боялись, что их догонят и попросят еще раз прокатиться на символе революции.

С высоты надстройки могло показаться, что это отряды революционных матросов по команде комиссара «Справа по одному бегом марш!» спускаются на берег, чтобы, построившись в колонны, идти с песнями брать Зимний. Но те, оказавшись на берегу, быстро просачивались сквозь оцепление из курсантов военно-морских училищ и бесследно исчезали в толпе зевак. Теперь их уже никто не смог бы догнать.

Часа через два казалось, что «Аврора» находилась на этом месте всегда. В стеклянной будке на берегу, вытянувшись, стоял матрос. Он не столько следил, чтобы посторонние не проникли на корабль, сколько стрелял глазами по проходившим мимо девушкам. На его радость толпа еще не схлынула, поэтому девушек было больше обычного. Он жалел только об одном – из-за холода и дождя девушки были одеты не по-летнему…

На крейсере меж тем все затихало. От беспокойных пассажиров уже не осталось и духу, а экипаж, за исключением немногочисленной вахты, затих в кубриках и каютах, измученный суматошным днем.

Но корабли так устроены, что они никогда не спят. А если засыпают, то вечным сном на корабельном кладбище перед резкой на металлолом. Сегодняшний день был необычным – слишком многое нахлынуло, и воспоминания будоражили корабельную память.

Крейсер был боевым кораблем, повидавшим на своем веку очень много, даже слишком, для одного корабля. Чего стоил семимесячный переход через три океана из Кронштадта в Южно-Корейское море в 1905 году.

В Цусимском сражении «Аврора» чудом не погибла от торпед и снарядов в бою, где ее экипаж проявлял чудеса храбрости. Защищая наши тихоходные транспортные суда, они вдвоем с крейсером «Олег» смело напали на отряд японских крейсеров из десяти единиц. Русские моряки крейсеров не спустили флаги, борясь до последней возможности. В бою погиб командир «Авроры» и еще несколько человек. Оставшись без угля и снарядов, они с разрешения русского правительства зашли в Манилу, где были интернированы американскими властями.

Вернувшись после окончания войны в Кронштадт, крейсер стал учебным кораблем, совершив несколько многомесячных походов с гардемаринами. Первая мировая снова поставила его в боевой строй, и он принял участие в нескольких операциях Балтийского флота.

Во время Великой Отечественной защищал Ленинград, отгоняя своими пушками врага. В одном из налетов немецкой авиации получил пробоину и сел на грунт у Ораниенбаума.

Пройти четыре войны, три революции и при этом выжить, согласитесь, не каждому так везло. Ему было что вспоминать в долгие часы стоянки у стенки.

Но была в его судьбе веха, о которой он вспоминать не любил. О событиях 1917 года… Когда ему было стыдно за свой экипаж, за матросов, которые, потеряв человеческое обличие, зверски убили командира и старпома крейсера. Убили за то, что те не изменили присяге, сохранив офицерскую честь и человеческое достоинство.

«Аврора» вдруг превратилась в сборище «братков», желавших непонятно каких «свободы, равенства и братства». Причем исключительно для себя. Руки матросов обагрились кровью не только офицеров, но и гражданских «буржуев», виновных лишь в том, что их лица не понравились «буревестникам революции»…

Как-то, в конце 90-х, я прогуливался по палубе крейсера в ожидании начала репетиции военно-морского парада. Ко мне подошел турист-иностранец. Судя по выговору, это был эмигрант последней, горбачевско-ельцинской, волны, не так давно покинувший Россию.