Юлия Жердева - Обыкновенная история моей жизни

Итак, самым прекрасным днём своей жизни я считаю 2 августа 1930 года. Погода была просто великолепная, хотя, конечно, я совсем не помню, какой именно она была. Просто иначе и быть не могло – ведь этот день был днём моего рождения. Я оказалась первенцем и получила в подарок имя Ада. Вместе с отчеством и фамилией получилось «Ада Иосифовна Кравчук». Это сочетание доставляло мне немало проблем по жизни, хотя по национальности я была русской.

Это я собственной персоной

– Ну где ты такое имя выбрала? – нередко потом я спрашивала у мамы.

И мама всегда поясняла, что это было самое модное имя в 30-х годах. Но мода быстро прошла, а имя осталась навсегда. Что поделаешь – хорошо, что Даздрапермой не назвали. И на том спасибо.

На белый свет мне было суждено появиться в Новороссийске – очаровательном городе с нелёгкой судьбой, расположенном на берегу Чёрного моря. Правда, я родилась не в центре города, а в рабочем районе на Рабочей улице в маленькой комнате в одном из частных домиков, неподалёку от цементного завода и элеватора. Именно за неё мои родители платили арендную плату, а у наших соседей Софьи и Петра родился сын Андрей. Когда мы подросли, то попали в ясли, и дядя Петя часто забирал нас, а мы с Андреем играли по дороге. С той поры считалось, что мы жених и невеста, но мне в тот момент было всё равно.

У отца была небольшая лодка, он часто рыбачил и привозил рыбу – в общем, мы не бедствовали.

Я и мои родители Наталья Даниловна и Иосиф Силеверстович Кравчук (я, как всегда, в центре событий)

Я росла счастливым и любимым ребёнком. Одно из первых моих воспоминаний связано с чудом моего выздоровления. Я тогда лежала в больнице, рядом со мной неотлучно находилась моя красавица-мама. Она была печальна и тревожилась обо мне. Помню, мною овладела слабость, было трудно дышать, мама уговаривает меня поспать, я послушно закрываю глаза, но из-за тяжёлого дыхания заснуть довольно сложно. Я почти засыпаю, но слышу, как кто-то ещё входит в нашу палату и склоняется надо мной.

– Спит? – раздаётся голос врача и через несколько секунд продолжает полушёпотом: – Ребёнок обречён. Готовьтесь к худшему. Нарыв в горле становится всё больше, она скоро не сможет дышать, а прокол будет смертелен – слишком далеко расположен нарыв. Мужайтесь.

Я засыпала, так ничего и не поняв из его речи. И что за непонятное слово «мужайтесь»? Разве моя мама мужчина? День прошёл без изменений, мамочка по-прежнему была со мной и только изредка на короткое время выходила из палаты. Когда она в очередной раз вышла, я увидела на стене неестественно огромного паука и от ужаса закричала, насколько хватило моих сил, – нарыв прорвался, гной хлынул из горла. На мой крик прибежали врачи и мама.

– Воистину, произошло чудо! – развели они руками и вскоре выписали нас домой.

Когда мне было четыре с половиной года, папа служил в Киеве и пригласил нас с мамой к себе. Мы приехали на выходные, отец подарил мне деревянного крокодила: я его возила, а он шевелил лапами. Мы погуляли, зашли в ресторан, а потом папа проводил нас на вокзал, где меня с моим крокодилом тут же обступила детвора.

Другое моё яркое воспоминание тоже было связано с болезнью, но на этот раз заболела не я, а мои родители – малярией, – когда мы гостили в гостях у бабушки в станице Холмской Краснодарского края. Болезнь была редкой, но очень тяжёлой. Мама потеряла сознание и упала на улице, откуда её и увезли в больницу. Вскоре отца тоже забрали с этим же диагнозом, а мама просила бабушку за мной присмотреть, но та сразу ушла в гости.

Так я осталась одна жить в доме моей бабушки по папиной линии, а у неё имелся главный жизненный принцип, который она время от времени сообщала моим родителям:

– Нарожали детей – теперь сами и воспитывайте, я своих уже воспитала!

У бабушки были свои неотложные дела: она ходила по гостям, переходя из дома в дом, а я была предоставлена сама себе. У неё был свой домик с огородом, и это хозяйство поступило полностью в моё распоряжение. Я подружилась с соседскими ребятами – братом и сестрой, – и мой огород удвоился. Дома на участках были расположены близко, а рядом с забором, и с нашей стороны, и с их, стояли скамейки, поэтому мы спокойно переходили с участка на участок, на скамейку, потом через забор и на другую скамейку. Их мать, уходя на работу (а работала она с утра до позднего вечера), оставляла хлеб, молоко и картошку. Остальное мы добывали сами: рвали крупные сочные помидоры, лазили по деревьям за сливами, шелковицей и грецкими орехами. Думаете, что мы что-то мыли? Конечно нет. В лучшем случае потрём об одежду, если помидор окажется слишком грязным. А грецкие орехи были всем хороши, только от них становились чёрные руки, и не только они. Моё хорошенькое светлое платье быстро приобрело непонятную расцветку, но другой одежды не было, и я продолжала ходить в этой тряпке.

– Идём на шелковицу? – предлагали ребята.

Я не отказывалась, и мы лезли на дерево, с которого ели необыкновенно вкусную сочную ягоду и с наслаждением смотрели сверху вниз, болтая ногами.

Центр Холмской находился там, где располагалась база нефтяников, но мы тоже жили в своём центре, рядом шла дорога на Краснодар, маленький рынок, дом соседей, шелковица и наш дом в гору. Участки были настолько большими, что других соседей я не видела.

У бабушки был чердак, где между брёвнами расположился чистый земляной пол, и на нём на тряпочках аккуратно горками лежали высушенные фрукты – груши, яблоки и сливы, – а также горох и фасоль. Обследовав наш дом, я обнаружила шесть старинных, но тёмных самоваров и несколько лампад, потускневших и заброшенных. Я всё вытащила, натёрла кирпичами самовары, отмыла и отполировала тряпочками лампады и развесила их на верёвке. Теперь они горели и переливались на солнце красным, зелёным и синим цветами, а я, любуясь своим отражением, была вполне довольна результатом.

Полы в домах были из глины, и их не подметали, а замесив глину с водой, таким образом мыли. А когда пол высыхал, то становился как новенький. Мой сосед постоянно командовал младшей сестрой:

– А ну пол мой, живо!

И она, хоть и сама была совсем крохой, но не спорила со старшим братом, а наводила глину и, начиная от глубины комнаты, тряпкой гнала жидкую смесь к выходу. В наших краях так мыли все. В Сибири, где были деревянные полы, за чистотой следили совсем по-другому: там их скоблили ножами вручную.

В конце лета появилась мама, она была очень слаба и держалась за забор при ходьбе. В это же время с другой стороны улицы появилась бабушка, возвращающаяся из гостей.