Сара Камински - Адольфо Камински, фальсификатор

Нацистская полиция сбилась с ног, разыскивая в Париже главного фальсификатора. Мне это было отлично известно, ведь я сам мгновенно наводнил фальшивыми документами всю Северную зону [3] Северная зона – территория Франции, находившаяся с июня 1940 года под немецкой оккупацией, включавшая атлантическое побережье и север страны, в том числе и Париж. Южная часть Франции, т. н. Свободная зона, находилась под управлением правительства Виши. С октября 1943-го и вплоть до освобождения вся Франция была единой оккупированной зоной. вплоть до Бельгии и Голландии, умудрившись наладить бесперебойное производство. Желающему приобрести поддельное удостоверение достаточно было связаться с любым участником Сопротивления, и он незамедлительно получал необходимое. Само собой, раз все это знали, узнала и полиция. Чем успешнее мы трудились, тем осмотрительнее и осторожнее приходилось действовать. Главное мое преимущество заключалось в том, что власти искали опытного специалиста, настоящего профессионала, владельца бумажной фабрики, особого оборудования, печатных прессов, не подозревая, что неуловимый преступник – мальчишка.

К счастью, я был не одинок. Да я один бы и не справился. Руководил нашей лабораторией двадцатичетырехлетний Сэм Кугель по кличке Выдра. Его ровесница, Рене Глюк (Кувшинка), изучавшая химию, отвечала за производство, а потом передоверила его мне и стала переправлять детей в убежища и переводить евреев через границу. Они познакомились еще до войны, в Организации французских еврейских скаутов [4] Организация «Еврейские скауты Франции» (Eclaireurs israélites de France, c 1969 года – Éclaireuses et éclaireurs israélites de France) существует с 1923 года. , там же получили свои клички. Нам помогали сестры Шидлоф, Сюзи и Эрта, одной было двадцать, другой – двадцать один, студентки Академии изящных искусств. Их драгоценный вклад переоценить невозможно. Они трудились без отдыха, на износ и всегда оставались доброжелательными и веселыми. Вот и весь штат «знаменитой» лаборатории поддельных документов, находившейся в ведении «Шестерки» – подпольного отдела Всеобщего союза евреев Франции [5] Union générale des israélites de France (UGIF) учрежден правительством Виши в ноябре 1941 года для учета и организации жизни евреев на всей территории Франции, упразднен в 1944 году. . Кроме нас пятерых никто не знал ее адреса. Даже связных из Сопротивления мы не посвящали в эту тайну. Никого, никогда, ни при каких обстоятельствах. Неизменно строгое соблюдение этого правила уберегло нас от многих бед.

Прикрытием служила мастерская. Мы притворялись художниками. В мансарде дома номер семнадцать по улице Сен-Пэр в тесной вытянутой комнатушке, на пятнадцати квадратных метрах, не более, мы расставили мольберты, разложили краски, развесили холсты. Окно-фонарь в потолке позволяло нам работать полный световой день. Под ним, занимая всю середину помещения, стояли два больших стола, сдвинутых вместе. На одном – две пишущие машинки, на втором – горы промокательной бумаги. По стенам висели полки с моими химическими реактивами и особыми чернилами, тщательно расставленными по порядку: пусть нужный цвет будет всегда под рукой. Мы не поленились натыкать кистей между ними, чтобы посторонние думали, будто в склянках растворитель, тушь и белила. Я смастерил и укрепил под столами десятки узких ящиков, – там спокойно сушилось множество документов, не привлекая ненужного внимания, не загромождая и без того тесное пространство мастерской. Еще на стенах красовались диковинные картины. Мы сами со смехом и шутками состряпали их на скорую руку, а потом прятали с обратной стороны удостоверения, готовые для передачи связным. Мы не нарушали общего распорядка дома, неукоснительно соблюдали все предписания, не раздражали консьержа и честно ходили мимо него с палитрами и этюдниками. Резкие запахи с чердака не вызывали у соседей вопросов. Художники, что с них возьмешь? Не удивлялся и представитель компании энергоснабжения, когда приходил снимать показания счетчика. Напротив, при каждом посещении лаборатории он вслух восхищался нашими творческими успехами. Когда шаги на лестнице стихали, мы хохотали до слез. Вот уж истинные шедевры, не поспоришь!

Наша подпольная лаборатория, как ни странно, действительно возникла благодаря Всеобщему союзу евреев Франции, официальному учреждению, созданному правительством Виши на средства, изъятые у еврейских организаций, принудительно упраздненных. Союз в первую очередь опекал несовершеннолетних, помещал их в детские дома, оплачивал обучение и вполне сносное питание, так что многие считали это начинание благородной и честной попыткой помочь евреям. На самом же деле французское правительство нашло идеальный способ опередить других союзников Германии и наладить бесперебойную депортацию, прикрываясь благотворительностью. Союз выдавал еврейским семьям, лишенным права на труд, прожиточный минимум. Селил в особых пансионах тех, кто лишился жилья. Вскоре они оказывались в полной зависимости от своих «благодетелей». Их ставили на учет и сразу отправляли в лагеря. Некоторые из руководства Союза, внезапно осознав, что помимо воли участвуют в злодеяниях, решили создать собственную подпольную сеть; ее деятельность они финансировали из фондов Союза. Вербовали добровольцев, преимущественно из числа еврейских скаутов, молодых людей, отважных, энергичных, мечтающих вступить в Сопротивление. Эти юноши и девушки образовали костяк нашей организации. У «Шестерки» было то преимущество, что ее агенты, внедренные в Союз и полицию, имели доступ к спискам евреев, размещенных по приютам или живущих у себя в квартирах, которых собирались арестовать и выслать.

В лабораторию «Шестерки» меня направили последним из пяти сотрудников, но именно я коренным образом изменил весь технологический процесс от начала и до конца. Когда Кувшинка показала мне, как стирает с удостоверения штамп «еврей» с помощью гигроскопической ваты, пропитанной в обычном пятновыводителе или в кипящей жавелевой воде, а потом Сюзи цветным карандашом закрашивает фон, я чуть в обморок не упал! Этот способ мог привести к самым плачевным последствиям. При контакте с человеческой кожей, от пота штамп снова проступит, став желтым. Это я им сразу объяснил. А если не нейтрализовать пятновыводитель щелочью, он разъест картон, который станет рыхлым, как промокашка, на месте исправления. Всё, удостоверение безнадежно испорчено. На глазах у изумленной публики я продемонстрировал действие реактивов моего собственного изобретения. Затем подробно рассказал, что и как им предстоит делать впредь. С моей точки зрения, ничего сложного. Эти технологические тонкости я усвоил, когда работал красильщиком под руководством настоящего химика. Благодаря ему я научился окрашивать ткань так, чтобы, например, цвет поменял только хлопок, а шерстяные нити остались прежними или наоборот. Помогло и знакомство со свойствами молочной кислоты на маслобойне. Да, экспериментами я увлекся рано, в четырнадцать лет. Мне непременно хотелось удалить «несмываемые» пятна чернил. За годы всевозможных опытов по-настоящему стойких пятен я так и не обнаружил: все они исчезали при определенных условиях.