Юрий Никитин - Мне – 65

Конечно, вполне могли существовать чудаки, что писали в стол, «для себя» и т.д., а клубы фантастики могли быть при дворовой хоккейной команде. Но если кто-то решался писать всерьез, он обязательно приходил в Союз Писателей. А кто в Харькове интересовался фантастикой, то не мог не знать о существовании огромного Клуба Фантастики при Союзе Писателей, располагающемся в Клубе Писателей, где прекрасное помещение, огромный зал, гардеробная с автографами местных и заезжих знаменитостей, роскошный бильярд и пр.

И где собирались тогда все пишущие фантастику и все заядлые любители, кто сам не пишет, но знает, любит, читает жадно, собирает дома библиотечки.

Пришло письмо от известного фантаста Генриха Альтова. Он писал, что в журнале «Уральский следопыт», где я печатаюсь, меня охарактеризовали как страстного любителя фантастики, который знает ее всю вдоль и поперек, так вот не хочу ли я принять участие в проекте «Регистр фантастических идей и ситуаций», который…

Я ознакомился с идеей, пришел в восторг, ответил торопливым согласием, после чего вскоре получил по почте объемистый пакет. Это и был Регистр, уже второй или даже третий вариант, который Альтов до того тянул в одиночку. Я подключился с великим энтузиазмом, собирал идеи и сюжеты по всей украинской фантастике, тогда ее на украинском публиковалось очень много. Бугров – завотделом в «Уральском следопыте», собирал по всем периферийным изданиям, а сам Альтов – по центральным.

Где-то с шестого Альтов пожаловался, что не успевает все заносить в разрастающийся гроссбух, в котором уже шестьсот страниц, а ведь он еще изобретатель и уже создатель теории изобретательства, попросил меня взять на себя пополнение Регистра. Так что следующие два варианта я составлял сам, впечатывая и подшивая новые листки, а потом еще и перепечатывая весь восьмисотстраничный труд, подложив семь копирок, чтобы можно было выдать восемь экземпляров!

Конечно, бумагу приходилось брать самую тонкую, но, с другой стороны, это не художественный роман, который должен быть изячным в оформлении, это рабочий инструмент…

Несколько лет я пополнял Регистр в одиночку, потом передал его ребятам из своего КЛФ, в частности после меня пополнял Алексей Раскопыт, а я не то отбыл в Москву, не то еще куда-то меня унесло, и Регистром уже не занимался.

Все писатели, все-все, выступают, ездят на выступления в другие регионы, там пьянствуют, «укрепляя связи», и ничуть не стыдятся, что живут на эти подачки, но бурчат, что их преследуют, их зажимают, им не дают ходу. Продажная творческая интеллигенция, все критикующая, но себя обеляющая во всем. И даже не замечающая вот такой продажности.

Выступали именно все, то есть назовите любое громкое имя, «диссидента» или ярого сторонника режима – все зарабатывали на выступлениях абсолютно одинаково, урывали от Литфонда абсолютно одинаково, выпрашивали подачки от власти абсолютно одинаково, выколачивали льготные автомобили, дачи, квартиры, путевки в дома творчества и загранпоездки за счет Литфонда.

И после этого продолжали гордо называть себя творческой интеллигенцией, совестью нации. Неужели в самом деле у этого народа такая вот странная, чтобы не сказать крепче, совесть?

Подошел высокий белобрысый мужик, хитроватый, с бегающими глазками, запах одеколона смешивается с запахом алкоголя. Оказывается, не то директор по связям с общественностью, не то агент по этим же связям, поинтересовался:

– Юрий, а что это вы не подаете заявки на выступления?

– Какие? – спросил я.

– Вы не с Луны свалились? Перед читателями, понятно. За эти путевки писатели грызутся, а вы ни разу не заикнулись… даже начинающие пользуются, хотя им только половинная плата… ну что?

Я отмахнулся.

– Не хочу.

– Почему?

Я посмотрел на него, покосился на писателей в сторонке, хотел было сказать правду, что я единственный в местном отделении, кто может прожить на гонорары, но это может обидеть остальных, остальные намного слабее, но они ж не виноваты, что уродились такими неудачненькими, ответил уклончиво:

– Да просто не люблю. Писать мешает.

– Как? – переспросил он. – Это же всего полчаса-час времени! А оплата – пятнадцать рублей за выступление. Вернее, двадцать пять, но десять идет в Литфонд. Разве плохо?

Я подумал, покачал головой.

– Плохо. Если получу эти пятнадцать за выступление, то недополучу за написанное. Да вот так, мне не восхочется зарабатывать писанием, если получу на дурику.

– Это не дурика, – сказал он наставительно. – Это необходимая форма работы с читателями.

– Не, – ответил я, – не. Не стану.

Однако через неделю подошла одна юная поэтесса, самая молодая на Украине и, наверное, в СССР, и к тому же хлестко красивая, сочная, налитая румянцем. Перед этим как раз прошло совещание в ЦК КПСС по идеологии и пропаганде, где было отмечено, что в последнее время угрожающе растет средний возраст членов Союза Писателей, недостаточно молодых, и тут же на местах провели в авральном порядке прием молодых авторов в члены Союза Писателей. Принимали даже не по первым книгам, что ранее не допускалось, а вообще по рукописям, подписанным к печати. Так во многих местных отделениях появились не просто молодые, а даже очень молодые авторы, которые, естественно, дальше этой первой книги и не пошли, но на всю жизнь остались членами Союза Писателей СССР и гордо именовали себя писателями, настоящими писателями, и предъявляли красную книжицу.

– Юра, – сказала эта юная поэтесса, – я бы хотела повыступать со стихами, немного денег бы не помешало, но… одна боюсь… С толпой не хочется, затрут, да и крохи останутся, давай вдвоем?

– Нет, не хочу.

– Юра, тут подворачивается удачный вариант! Неделю выступлений, это же заработок на полгода!

– Да я не хочу… – повторил я, но она так смотрела огромными блестящими глазами с вот такими длиннющими ресницами… Разгар лета, у нее открытый сарафан, высокая грудь, а я выше на голову, дыхание мое слегка изменилось, я как-то незаметно для себя дал себя уломать, и через пару дней мы уже ехали в городок Шостка. Это близко от Харькова, город известный прежде всего тем, что только там изготавливается вся пленка для фотоаппаратов, а на всех фильмах отечественного производства мы всегда читали в конце сеанса: «Изготовлено на пленке Шосткинского химкомбината».

Нас встретил представитель горкома партии, отвез в единственную в городе гостиницу. В фойе полно иностранцев, в основном – итальянцы и немцы, консультанты по новому оборудованию. С удивлением оглядели нас, поэтесса одета простенько, что с ее великолепной фигурой самое то, а я еще проще, что с моим ростом и шириной плеч тоже вполне, вполне, однако же нам выделили госкомовские номера, что стоят закрытыми, их открывают только в особых случаях для особых гостей из Центра.