Владимир Григорьевич Орлов - Двойной агент. Записки русского контрразведчика

Эта новость ужаснула всех, только Николай заставил себя задать вопрос:

— Разве вы не собираетесь отвезти нас куда-нибудь?

Несколько револьверных выстрелов были единственным ответом — и императорской семьи не стало.

Тела погрузили в грузовик и вывезли в район Верхнего Исетского завода, где их сбросили в яму, а на следующий день сожгли серной кислотой. Так трагически и бесславно закончилось трехсотлетнее царствование Дома Романовых.

Впервые в жизни все мы, а особенно военные, так как их это касалось больше всего, узнали из газет, что есть на свете прапорщик Крыленко. Из его личного дела в Разведывательном управлении Главного командования русской армии было известно, что его деятельное участие в первой революции, как говорится, сошло ему с рук. Кто же он такой этот прапорщик?

Человек, который сталкивался с ним прежде, рассказал мне историю его жизни. Он родился в 1885 году в Смоленске и учился в гимназии в Люблине, где впоследствии стал учителем географии. Выглядел так: короткие, кривые ноги, почти полное отсутствие волос, покрытое прыщами, нездоровое, отечное лицо, грузная фигура.

Господи, каким же образом он оказался в армии? Находясь на фронте в Галиции, Крыленко настолько успешно изображал неизлечимо больного, что был отправлен в Москву. За восемь дней пути этот болезный человек заработал кучу денег, распевая неприличные частушки в лазаретах и пуская шапку по кругу. Прибыв к месту назначения, он тактично забыл о попрошайничестве, а когда его окликнули по фамилии, злобно сказал, повернувшись к товарищам: «Крыленко! Что за Крыленко? Я вам не Крыленко! Для вас я его превосходительство господин прапорщик Крыленко». В этом он был весь.

Когда в ноябре 1917 года начальник штаба генерал Духонин, советник народного комиссариата, получил приказ начать переговоры о перемирии, он отказался сделать это. «Заключение мира — обязанность правительства, а не народного комиссариата», — сказал генерал Духонин по телефону Ленину, Сталину и даже этому выскочке прапорщику Крыленко.

Два дня спустя прапорщик был назначен командующим, Вот это карьера!

Вскоре он прибыл в штаб лично, в специальном пульмановском вагоне и в сопровождении многочисленной охраны из солдат-большевиков, Они промаршировали к нашему штабу через весь город, Мы решили не оказывать сопротивления, силы были неравны.

Все старшие офицеры были арестованы. К генералу Духонину подошел адъютант Крыленко и сказал, что он должен немедленно отправляться на станцию, где его ждет в своем купе главнокомандующий. По дороге матросы-конвоиры подвергали его издевательствам, кололи штыками. Они притащили его тело на платформу и бросили перед вагоном своего командира.

Крыленко спокойно стоял в поезде, глядя поверх трупа на город, как будто ничего не случилось и о самосуде ему ничего не известно. Поскольку я был следователем при штабе, послали за мной, и я, не теряя времени, прибыл на вокзал, чтобы исполнить свой долг.

Ужасное зрелище открылось предо мною, Тело генерала Духонина, ставшее игрушкой в руках обезумевших от дурной крови матросов, лежало на рельсах, Ему нанесли не менее двадцати штыковых ранений, Я накрыл его солдатской шинелью, но охрана сорвала ее. Все слонявшиеся поблизости матросы повернулись в мою сторону. Крыленко стоял в дверях своего пульмановского вагона и презрительно улыбался.

— Что тебе здесь надо, мерзавец? — спросил кто-то меня грубо.

— Я следователь при штабе, — ответил я спокойным голосом, хотя в душе весь кипел от негодования.

Взрыв смеха был единственным ответом.

— Прошу вас не мешать мне в исполнении моих обязанностей, — стараясь изо всех сил казаться спокойным, произнес я.

— Иди к черту! Твое время прошло, Скоро и ты будешь лежать там же, где и он, — прокричал какой-то человек, указывая на останки Духонина.

Что мне оставалось делать? Я ушел, но на следующий день вернулся и увидел, что тело нашего бедного друга по-прежнему лежит на рельсах, правда, было оно еще страшнее изуродовано. Я еще и еще раз пытался провести расследование, но каждый раз меня прогоняли с оскорблениями и насмешками. На четвертый день я прекратил свои попытки, потому что в тот вечер тело было похищено. Думаю, что вдова тайно перевезла тело генерала в Киев и похоронила там. Страшным был конец последнего главнокомандующего России. И это было только начало.

Все разрушено. Все усилия командования войсками тщетны. Ходят слухи, что генерал Алексеев Михаил Васильевич собирает последние силы старого режима против красных, поэтому я отдаю себя в его распоряжение. Но и он бессилен. Мы встречались с ним при проведении нескольких расследований, и я знал, что, пока он будет считать, что есть хотя бы малейшая надежда, храбрость не покинет его.

«Попытайтесь попасть в Петроград и разузнайте для нас все, что сможете, мой дорогой Орлов, — посоветовал генерал Алексеев. — Может быть, этим вы поможете нашему делу». Я закрыл свой кабинет, что само по себе было непросто, ведь нужно было решить, что делать с моим архивом. Мне непременно нужно было найти надежное место, где бы я мог хранить свои записи и документы о шпионах в Европе. Но где бы я мог сохранить их теперь, когда революционеры жгли все бумаги, а их владельцев ставили к стенке? Этот вопрос меня очень сильно тревожил, потому что нельзя было медлить и с выполнением задания. От него, как я понимал, зависело много.

Наш штаб постепенно разваливался, друзья расставались, а доходившие до нас новости становились все более и более зловещими. Многие офицеры пытались попасть в Петроград под видом солдат, возвращающихся с фронта, и слезы текли по их щекам, когда они снимали свою офицерскую форму и надевали рваные серые шинели без знаков отличия. Только те, кто посвятил этому жизнь, поймут, как они страдали. Каждому из этих преданных людей я доверил некоторые из моих самых важных бумаг. Таким образом, мои записи попали в Петроград в вещмешках двадцати моих друзей, добиравшихся туда со всеми предосторожностями, поодиночке и разными маршрутами. Некоторые из моих бумаг, которыми я пользовался в особых случаях, были уже в Варшаве. Я отправился в столицу, где меня ждали жена и дети.