Пётр Азарэль - Две жизни Пинхаса Рутенберга

Пинхас потянулся, походил по комнате, и остановился возле окна, выходившего на глубокий, как колодец, двор. Он вспомнил тех еврейских парней из Гомеля и Могилева, которых видел в вестибюле после экзаменов, вынужденных вернуться восвояси ни с чем. И многих роменских приятелей и знакомых, которые даже не пытались вырваться из гетто черты оседлости, сознавая бессмысленность и обречённость своих попыток. Процентная норма и раньше виделась ему несправедливой незаслуженной карой. Но сейчас она логично связалась с преступной политикой по отношению к его народу, которую царь не желал отменить. Да и весь русский народ страдает от притеснения государства, держащегося только на насилии. А наверху фигура царя, олицетворяющего эту систему. Следовательно, «тираномахия», цареубийство неизбежно и целесообразно. А орудием переворота является учредительное собрание, которое проведёт необходимые реформы и передаст власть народу.

Он впервые прочёл ранее незнакомое ему слово «социализм», который должен стереть все национальные различия. Значит, подумал он, уничтожение самодержавия приведёт к освобождению и еврейского народа.

Вечерело и стало прохладно. Ему захотелось есть. Он накинул на плечи плащ и направился в находящуюся неподалеку харчевню.

На другой день по окончании лекции Пинхас вернул книжку Николаю.

– Давай-ка выйдем. Не хочу, чтобы нас здесь видели вместе, – предложил тот.

На улице было ещё светло, но серые тучи собирались к дождю и с моря дул свежий, напоённый влагой ветер. В такую погоду вряд ли кто-нибудь из охранки потянется за ними.

– Ну что, понравилась книжонка? – заинтересованно спросил Дмитриев.

– Порядок в голове навёл. Умный человек писал, Лавров.

– Да, он главный идеолог. В начале восьмидесятых годов, оказавшись за границей, он продолжал писать и издавал журнал «Вестник Народной Воли».

– А где они сейчас? – спросил Пинхас.

– Лет десять назад партия объявила о самороспуске.

– Почему?

– С самого начала они стали готовить покушение на Александра II. Попытки подрыва поезда, в котором царь возвращался из Крыма, не удались. Сработала только третья мина, которую взорвали под Москвой. Но вопреки обычному порядку царский поезд шёл первым, и подрыв произошёл под багажным вагоном. Потом Степан Халтурин, работавший в Зимнем дворце столяром, взорвал помещение под столовой, где должен был находиться царь. Но он задержался и остался в живых. Тогда погибло множество караульных.

– Всегда страдают простые люди, – сочувственно произнёс Пинхас.

– Ничего не поделаешь: «лес рубят – щепки летят». Правительство предприняло решительные меры. Народовольцев начали хватать. Один из арестованных дал показания, и полиция арестовала ещё людей. Организовали процесс шестнадцати. Двоих приговорили к смертной казни, остальных отправили на каторгу. Казнь товарищей заставила революционеров ускорить подготовку покушения на царя. Наконец, 1 марта, после множества неудач, провалов и арестов, покушение удалось. Первой бомбой были ранены казаки и прохожие. Бомбиста схватили, Александр подошёл к нему, спросил его о чём-то и вернулся к месту взрыва. И тут второй боевик, Гриневицкий, незамеченный охраной, бросил вторую бомбу и смертельно ранил царя, да и сам подорвался. После этого большинство активистов схватили. Был процесс над шестью, Желябовым, Перовской, Кибальчичем, Михайловым, Рысаковым и Гельфман. Пятерых казнили, а беременной Гельфман смертную казнь заменили каторгой.

Рутенберг с интересом слушал друга. Жизнь народовольца, о которой он мечтал, оказалась полной испытаний и опасностей. Не все были готовы умереть за идею, некоторые не выдерживали пыток и допросов и сдавали своих товарищей.

– Чего они достигли, убив царя? – спросил он.

– Рассчитывали, что это вызовет народные волнения и революционную ситуацию. Увы, ничего такого не произошло.

– А погромы по всей стране? – допытывался Пинхас. – Сколько евреев убитых и покалеченных, разорённых и разрушенных домов.

– Я понимаю твою обиду и возмущение. Видишь ли, среди арестованных и осуждённых революционеров были и евреи. Что сделало царское правительство? Чтобы не допустить бунтов, оно натравило заражённый антисемитизмом народ на вас, и это ему удалось. Для него евреи всегда будут инструментом большой политики.

– Прости, я не подумал и усомнился. Теперь я уверен, эту власть нужно уничтожить. Что же произошло потом?

– По стране прошла волна арестов. Партия потеряла много рядовых членов и большинство исполнительного комитета. Под ударами секретных служб и полиции она изменила тактику и, ведя пропаганду среди офицеров, принялась создавать военные организации. С помощью них планировался широкий государственный переворот, захват власти, учреждение временного правительства. «Народная воля» отказалась от покушений, расшатывающих власть, и поплатилась за это. Полиция завербовала члена офицерской организации Дегаева, который выдал множество людей. Потом один за другим прошли судебные процессы. Большинство приговорили к длительным каторжным срокам и ссылке в Сибирь. Так завершилась их борьба.

– Жаль, – вздохнул Рутенберг. – И ничего не сделано. Государство разгромило организацию и стало ещё сильней.

– Не отчаивайся. Свято место пусто не бывает.

Они медленно шли по улице, продолжая бесконечный разговор. Стемнело, и стал накрапывать дождь. Малочисленные прохожие торопились укрыться от ненастья и исчезали в освещённых тусклым светом заведениях, тёмных подворотнях или садились на проезжавшие мимо пролётки с откидным верхом.

Они попрощались. Дмитриев пошел в сторону Обводного канала, и Пинхас смотрел ему вслед, пока опрокинувшаяся на город тьма не поглотила его. Постояв минуту в раздумье, он вспомнил, что курсовой проект по механике давно висит над ним дамокловым мечом, и быстрым шагом двинулся домой.

В начале ноября выпал снег, покрывший дороги и тротуары тонким хрустящим настилом. Серое небо висело над городом, стиснутым невидимыми объятиями первых морозов. Однажды Дмитриев остановил Рутенберга после лекции на выходе из аудитории.

– Поговорить надо, Пинхас.

Они отошли к большому окну, выходящему на проспект. Николай посмотрел на друга испытующим взглядом.

– Я рассказал о тебе товарищам. Они выразили желание с тобой познакомиться. Ты готов?

– Да.

– Тогда в воскресенье в десять часов утра буду ждать тебя на углу Невского и Литейного. Увидев меня, не подходи, а следуй за мной на некотором удалении.

– Хорошо, Николай.

Дома на Владимирском проспекте стояли ровными немыми рядами. Брички и пролётки с запряжёнными в них лошадьми, надрывно дышащими белым туманом, проносились по обеим сторонам улицы.