Федор Раззаков - Алла Пугачева: По ступеням славы

Песни в программе были практически все новые: «Пришла и говорю», «Расскажите, птицы», «Айсберг», «Цыганский хор», «Терема», «Гонки», «Монолог», «Осень», «Канатоходка», «ХХ век», «Скупимся на любовь», «Самолёты улетают», «Святая ложь» и др. (всего около 20 песен). Каждая исполняемая вещь являла собой маленький спектакль, где немалую роль играли разные постановочные эффекты. Например, Пугачёва пела песню о расставании с любимым, о том, как сейчас улетит в самолёте, и при слове «взлёт» вверх взмывали воздушные гимнасты. В песне «Канатоходка» канатом служил луч прожектора, по которому певица ходила назад-вперёд, в «Расскажите, птицы» вверх взмывали голуби, в «ХХ веке» Пугачёва проезжала по сцене на цирковом автомобиле и т. д. Короче, программа производила потрясающее впечатление. Сужу по себе: до этого ни с чем подобным я не сталкивался. Но были и свои минусы. Например, по-настоящему шлягерных вещей было мало. (Речь идёт о новых шлягерах, поскольку «Миллион алых роз» и «Старинные часы» вещи старые, тем более через несколько концертов Пугачёва их из программы исключит). Что касается «забойных» вещей, то большая часть из них не произвела на меня какие-то особенные впечатления, разве что своим громким звуком (и это при том, что я всегда считал себя фанатом рок-музыки). Кстати, из-за этих децибел часть текста попросту не улавливалась слушателем, а те слова, что все-таки можно было различить, плохо воспринимались, поскольку мешали спецэффекты — они не давали сосредоточиться. Это потом и критики отмечали. Например, Т. Сергеева в «Московской правде» писала: «Если исполнитель может не понимать, что обилие антуража, такого, к примеру, как причудливые узоры лазерного луча, мириады мигающих огней, прочие свето — и пиротехнические эффекты, кордебалет в ярких одеждах, заполняющий всю сценическую площадку, отлекают внимание зрителя, не дают сосредоточиться на песне, то режиссёрский просчёт очевиден…Хочется отодвинуть разом в сторону все мешающее контакту артистки с залом и ощутить наконец тот эмоциональный ток от сцены к нам и обратно, ради которого и шли мы в „Олимпийский“. Уж если ожидается исповедь, дайте возможность ей состояться…».

Но были и другие отклики. К примеру, Елена Белостоцкая в «Труде» писала: «Сама идея соединения песни, танца, эффектного зрелища прекрасна. Удачно и её воплощение в этой программе — в тех номерах, где достигнуты и соразмерность, и сообразность. „Расскажите, птицы“ — как едины здесь лирика и гражданственность, как точно найдено сценическое оформление, как искусно отмерены сдержанность и темперамент! Кстати, солистке удаётся на протяжении всего концерта на устрашающих размеров сцене быть естественной и изящной. Она красиво танцует и не „теряется“, не „исчезает“. Вот только если бы все это оставалось, когда сцену заполняет кордебалет. Не могу отделаться от ощущения, что они — кордебалет и солистка — из разных, так сказать, замыслов, из разных сюжетов…

Алле Борисовне Пугачёвой можно предъявлять очень высокий счёт, из самых добрых побуждений. То, что мы увидели, — смело и эффектно. И то и другое порой оправданно, порой — нет. Но все равно — хорошо! Хорошо, что смело и эффектно! Без этого немыслима эстрада, немыслим эксперимент, без этого наши зрительские мечты, наверное, не сбывались бы. Так что ждём от артистки совершенствования того, что так громко начато, ждём новых поисков. И пусть в основе их всегда будет глубокая продуманность, профессиональный опыт, высокая взыскательность к себе. Ну а таланта ей не занимать».

Все эти публикации Пугачёва внимательно изучала и, как настоящий профессионал, немедленно реагировала. А именно: вносила коррективы в программу. В одном из своих тогдашних интервью она по этому поводу рассказала следующее: «Смотрите-ка, какие требования предъявляются сегодня к эстрадному певцу: чтобы и текст был хорошим, и слова внятны! Но не все ведь сразу. Программа ещё в рабочей стадии. Только на сцене, на зрителе можно понять, помогают ли песне режиссёрские находки или начинают вдруг отвлекать внимание на себя. Трудно все предусмотреть. Выхожу на сцену исполнительницей того, что сама же и напридумывала как режиссёр и сценарист, и вдруг волосы дыбом: „Ай-яй-яй! Как же это недоглядела? Вот тут ещё пару ступенек надо, из этой песни лазер убрать — только мешает, сюда нельзя идти, потому что микрофон от усилителей начинает «заводиться“…

Мы сейчас каждое представление записываем на рабочий видеомагнитофон и потом проверяем, что «сыграло», что — нет. Кроме того, раскрою секрет: у меня в зале сидят свои «агенты» и прямо по секундомеру выверяют оптимальную продолжительность пауз. Чуть передержали — зритель уже зашуршал программкой… Так что, я считаю, наши тринадцать московских концертов были лишь первыми прикидками, а устоится программа, когда уже и критике можно будет судить, что же получилось, что нет, примерно через полгода…»

Кстати, на этих концертах в «Олимпийском» работала съёмочная группа фильма «Алла»: в течение пяти дней (7 — 15 июня) они проводили локальные съёмки выступлений Пугачёвой, чтобы потом использовать эти кадры в будущем фильме. Смета этих съёмок составила 16 285 рублей.

Концерты в «Олимпийском» закончились 16 июня, а на следующий день в Москве умерла выдающаяся советская эстрадная певица, кумир многих поколений Клавдия Шульженко. В последние несколько лет Пугачёва сблизилась с этим человеком (они познакомились в Ленинграде во время съёмок документального фильма «Аплодисменты», чем могла помогала ей в её нелёгком житьё-бытьё (пенсия у великой певицы равнялась 270 рублям). Как вспоминает Е. Болдин: «Помню, Шульженко показывала Алле, как надо делать поклоны. В пояс. И эта, прямо скажем, далеко не молодая женщина умела так согнуться, что похоже у Аллы не получалось.

Шульженко была одинока, сын, как я понял, к ней приезжал нечасто, государство про неё не вспоминало и не поддерживало. Пенсию она получала маленькую. Клавдия Ивановна жаловалась на память, и у неё действительно начинался склероз, но она держалась молодцом: такая маленькая аккуратная старушка, и дома, на Ленинградском проспекте, все было необыкновенно опрятно, но — забыла, где что лежит.

Алла решила помогать Клавдии Ивановне. Но прямо давать деньги и думать было нечего — Шульженко бы денег никогда не взяла. Алла тогда придумала — уходя, на кухне, под салфеточкой она прятала деньги. А когда следующий раз мы приходили, Клавдия Ивановна сокрушалась, что не помнит даже, куда кладёт деньги, потому что все время находит их в самых неожиданных местах…»

Весть о кончине Шульженко застала Пугачёву в «Олипийском» во время концерта. Как пишет Г. Скороходов: «В тот вечер певица исполняла преимущественно песни, в которых преобладали драматические и трагические ноты. И вот звучит „Когда я уйду“. Певица не скрывает слез, а закончив, обращается — единственный раз на протяжении программы — к публике: