Наталья Петрова - Пионеры Русской Америки

На якорь встали в гавани, которую Шелихов назвал Трехсвятительской – по имени своего галиота. На следующий же день он отправил людей на двух сдвоенных байдарах искать жителей острова. То, что он обитаем, было уже известно, как и упорное нежелание конягов – так называли островитян, кадьякских алеутов – торговать с кем бы то ни было. О своем плавании и жизни на островах Кадьяк и Афогнак Шелихов, вернувшись в Иркутск, написал в 1787 году своеобразный отчет, назвав его «Записка Шелихова странствованию его в Восточном море». Написана она от первого лица, простым разговорным языком на основе путевого журнала [5] Позже эта записка была дополнена описанием плавания Измайлова и Бочарова, а также скомпилированным из различных изданий текстом, переработана неизвестным автором и издана в 1791 году. . Он подробно рассказал о злоключениях промысловиков, пытавшихся зимовать на острове задолго до него – в 1761, 1776, 1780 и 1785 годах. Выжившие предупреждали Шелихова о «кровожаждущих и непримиримых» туземцах; но он любил побеждать там, где отступили другие: «Я мало уважал всё сие и пренебрегал все опасности, дабы достичь цели, намерений общества и моих собственных». Хлебников в своих записках осторожно заметил, что враждебное отношение аборигенов Кадьяка к чужакам объяснялось неоднократными нападениями на них и племен Кенайского полуострова, и индейцев-тлинкитов, и «белых людей».

Способов наладить взаимоотношения было два: кнут и пряник. Шелихов использовал оба – одаривая пряниками, держал наготове кнут и при необходимости не гнушался его применять.

Первая встреча с туземцами и предложение Шелихова принять его подарки закончились плачевно: забравшись на утес, жители Кадьяка обстреляли из луков байдары с пришельцами. Шелихов уверял, что конягов было «превеликое множество, по крайней мере до 4000 человек». Эта цифра вызывает сомнение у исследователей; однако заметим, что сомнения вызовут любые цифры, ведь туземцев на острове никто не считал, а значит, ни подтвердить, ни опровергнуть приведенные Шелиховым данные не представляется возможным. Многие мореходы, проплывая у берегов открытых ими земель, определяли на глазок и размеры островов, и численность населения. Так, Джеймс Кук на острове Пасхи увидел от шести до семи тысяч аборигенов, Жан Франсуа Лаперуз – всего две тысячи, Юрий Лисянский – около полутора тысяч человек; остается только догадываться, сколько их было на самом деле.

Можно сравнить названное Шелиховым число туземцев с итогами переписи, проведенной на Кадьяке в 1792 году Александром Барановым: «мужеска и женска пола» оказалось 5696 человек, что вполне согласуется с данными Шелихова. Правда, в своей «Записке» последний уверял, что привел в подданство «ея величеству обоего пола с лишним 50 000 душ». Сравнение с данными переписи дало повод недоброжелателям и откровенным врагам Шелихова обвинить его компанию в истреблении местного населения – получалось, что всего за шесть лет оно сократилось почти в десять раз. Напомним: когда Шелихов составлял «Записку», он уже знал, что будет подавать ее губернатору, затем она уйдет в Сенат и, возможно, ее прочтут самой государыне, так что его стремление преувеличить число новых подданных империи вполне объяснимо.

Моряки военных кораблей разговаривали с промысловиками, прибывшими на остров вместе с Шелиховым, и те утверждали, что против них вышли не четыре тысячи, а от силы 300–350 человек. Как бы то ни было, туземцев на Кадьяке было намного больше, чем прибывших на двух галиотах, и потому Шелихов принял все меры, чтобы не быть застигнутым врасплох. Нападения продолжились и в следующие дни. А 12 августа, в полночь, коняги навалились толпой и едва не перебили всех. «Очевидная смерть придала нам бодрости, и мы с оною, защищаясь нашими ружьями, насилу смогли обратить их в бегство». Случаи, когда туземцы, вооруженные луками и стрелами, уничтожали белых с огнестрельным оружием, были отнюдь не редки, так что в рассказе об этой победе следует усмотреть не похвальбу, а свидетельство геройства защитников, предусмотрительности Шелихова и его организаторских способностей.

С восходом солнца коняги ушли, унося своих убитых и раненых. В лагерь Шелихова явился перебежчик – бывший в плену у конягов алеут с Лисьих островов. Он рассказал, что к утесу, с которого были обстреляны лодки Шелихова, скоро подойдет подкрепление, и тогда туземцы снова попытаются атаковать, чтобы захватить пленных, – так они поступают со всеми пришельцами.

Шелихов был наслышан о судьбе русских мореходов, попавших в плен, не хотел такой участи ни для себя, ни для жены, ни для своих людей и потому действовал по принципу «на войне как на войне»: «Приметя вскоре сию угрожаемую от лютости диких опасность, мы решили предупредить предприятие оных» – зарядили мортиры и обстреляли укрепление на утесе. «Сколько бы я ни избегал пролития крови, – признавался Шелихов, – нельзя однако ж думать, чтобы не было при сем несколько из них убито». Вскоре укрепление сдалось, а все, кто там находился, были взяты в плен. Большую часть пленных он отпустил, а остальных поселил в 15 верстах от гавани: выбрал из них «хаскака» (начальника), снабдил байдарами, сетями и всем нужным для жизни. Чтобы избежать дальнейших покушений, Шелихов взял 20 детей в заложники-аманаты – так поступали в Америке и «белые», и туземцы.

Это было не последнее столкновение. Коняги нападали на лагерь ночью, в дождливую и ветреную погоду, пытались пронзить байдары копьями – «иные байдары имели до ста сквозных пробоин». Но Шелихов был не из тех, кто отступал, тем паче когда его вынуждали отступить. Он настойчиво и упорно держался за эту каменистую неприветливую землю и требовал такого же терпения от других. Пусть он родился не в Сибири, но приобрел узнаваемые черты знаменитого сибирского характера – несговорчивость и упрямство.

Как выглядели эти «немирные» аборигены? «Коняги – люди рослые, здоровые, дородные, больше круглолицы, но есть имеющие и продолговатые лица; смуглые, волосы черные, а редко темно-русые, которые мужеский и женский пол стригут в кружок. Жены знатных мужей отличают себя от прочих тем, что, зачесывая несколько волосов наперед, подстригают до бровей и имеют косы; у иных бороды, а у некоторых грудь и плечи вместо косынок шитые» – так описывал конягов Шелихов. «Шитые» – татуированные; подобный способ украшать тело был распространен у многих народов Америки. Кроме татуировок и женщины, и мужчины использовали, как сказали бы сегодня, пирсинг: «средний хрящ в носу прокалывают», чтобы вставить туда кость; прокалывали также уши, нижнюю губу и через проколы продевали нанизанный мелкий и крупный бисер, «почитая то за самую лучшую вещь и украшение».