Ирвинг Стоун - Страсти ума, или Жизнь Фрейда

В тот вечер Зигмунд писал Марте:

«Помимо практического значения открытие имеет для меня и эмоциональный смысл. Я преуспел в том, чего добивался многие годы… Я понимаю, что уже сделал кое–что в жизни. Я так часто мечтал о любимой, которая может быть для меня всем, и ныне она ближе ко мне. Люди, которыми я восторгался, казались мне недосягаемыми, а теперь они встречаются со мной на равных и проявляют ко мне дружеские чувства. Я в добром здравии и веду себя порядочно, оставаясь бедным… Я чувствую, что избавлен от худшей судьбы, то есть от одиночества. Итак, если я продолжу работу, то могу надеяться приобрести недостающее и принять у себя мою Марту, которая сейчас так далека и, судя по ее письму, так одинока, чтобы она стала совсем моей, и в ее нежных объятиях смотреть с надеждой на будущую жизнь.

Ты делила со мной огорчения, раздели же со мной мою радость, любимая».

Заклеив конверт, он написал с задней стороны по–английски: «Надежда и радость».

Несмотря на смерть Натана Вейса, профессор Франц Шольц уведомил Зигмунда, что вакансия в четвертом отделении не будет открыта до нового года. Зигмунд поспешил договориться о переводе его в кожное отделение, в палаты сифилиса и заразных болезней, в качестве «второго врача». С первого октября он начал работать в этом отделении. Его встретил молодой доктор Максимилиан фон Цейсль, отец которого за год до этого занимал пост заведующего отделением.

Фон Цейсль, блондин с небольшой мягкой бородкой и голубыми агатовыми глазами, был ровесником Зигмунда. Его отец, профессор фон Цейсль, привел мальчика в палату, когда тому было всего шесть лет. Палаты сифилитиков представляли страшное зрелище: сгнившие носы, изъязвленные глаза, зеленые, покрытые нарывами щеки, полусгнившие уши и губы, половина подбородка… Но он не почувствовал отвращения, а был увлечен увиденным. Окончив университет и получив диплом врача, молодой Цейсль сразу же стал работать в кожном отделении. Совсем недавно он стал «вторым врачом», мечтая занять место отца.

Он впустил Зигмунда в свой кабинет; литература из всех стран мира по сифилису была аккуратно расставлена на полках.

– Разрешите мне взять вас под свое крыло, – сказал он. – Я люблю учить, а тут я впервые получаю возможность работать с человеком, имеющим блестящую подготовку в гистологии и патологии.

– Считайте, господин доктор, что я заурядный студент, совершенно не сведущий в вашей области.

– Это мы поправим. Прежде всего и более всего нашей святыней в этих палатах является ртуть. Молясь, мы благодарим Бога за ее терапевтические качества. Знаете ли вы, что арабы использовали ее еще пятьсот лет назад? Тем не менее в Европе имеется много госпиталей и врачей, которые не хотят применять ртуть. Я знаю о последствиях злоупотребления; знаю, что не все случаи сифилиса излечиваются ртутью; знаю, что она пригодна не для всех стадий болезни. Но я также наблюдал, какую большую помощь мы оказали даже тем, у кого мозг подвергся размягчению…– Он рассмеялся. – Видите, я фанатик в этом вопросе. Вы ничего не имеете против фанатиков, господин доктор?

Зигмунд улыбнулся.

– Нет, если вы имеете в виду целеустремленность, а что иное в человеке может привести к великим открытиям?

– Я слышал, что некоторые открытия были сделаны благодаря чистой случайности! А ну–ка! Зайдем в палаты. Наши больные разделены по методу Фурнье на категории, и мы действуем согласно четырем методам. Первый – накожный метод, заключающийся в наложении мази на те части кожного покрова, где больше всего потовых желез, – подмышки, пах, подошвы ног. – Он показал несколько случаев первых симптомов болезни. – Мы просто смазываем больные места раствором йода или раствором ван Свьетена. На втором этапе мы применяем ртуть. Примерно через пару месяцев лечения мы отправляем больного домой на такой же срок, чтобы преодолеть последствия применения лекарств. Затем вновь принимаем в больницу, для третьего этапа лечения, в ходе которого пользуемся только йодистым калием.

Затем он показал метод подкожного вливания хлороформа.

– …В бедро, вот в этом месте. Это болезненно для мужчин и почти всегда невыносимо больно для женщин.

В палате ощущался сильный запах бисульфита натрия. В течение нескольких следующих недель Зигмунд внимательно вникал в объяснения фон Цейсля. У него не было намерения специализироваться по кожным болезням, но нужно было знать, что делать, если обратятся с подобными заболеваниями.

– В сложных случаях мы планируем курс лечения на три–четыре года, – сказал фон Цейсль. – Больной получает ртуть только в течение десяти месяцев из двух лет. В конце второго года наряду с ртутью мы применяем йодистый калий. На третий и четвертый год мы отказываемся от ртути и применяем только йодистый калий. Иногда мы вмешиваемся слишком поздно; тогда мы не в состоянии остановить болезнь, и пациент умирает. Однако нам удалось существенно сократить распространение сифилиса. Физиологическое действие ртути неясно. Я работаю над этим, предпринимаю также попытки обнаружить возбудителя сифилиса.

Зигмунд узнал, какое количество ртути следует добавлять в ванну; изучил метод респираторного, или кожно–легочного, применения лекарств, при котором он помещал пациента в камеру, закрывал дверь и зажигал таблетки киновари, или сулемы, чтобы обезвредить возбудителя болезни в легких. При приеме лекарства внутрь он давал пациенту металлическую ртуть, синие таблетки двухлористой ртути или йодистый калий в сиропе из апельсиновых корок; научился, когда следует переходить к очищающей молочной диете. Наблюдал за тем, как фон Цейсль готовит растворы золота, серебра и даже меди, пытаясь найти более быстрые пути борьбы с болезнью.

Отчасти из–за того, что одежда Зигмунда была пропитана запахом бисульфита натрия, первые недели работы в этом отделении он не выходил из больницы и даже не пошел на свадьбу своей сестры Анны с Эли Бернейсом, с которым он все еще был в ссоре. Он делал обходы, принимал больных как дежурный врач, продолжая работать в лаборатории Мейнерта, а вечерами читал газеты и журналы.

Сифилис имел худую славу венерической болезни. В отличие от заболевших чахоткой или грудной жабой на сифилитиков смотрели как на преступивших нормы респектабельности, хотя, впрочем, в женской палате было немало жен, невинно получивших сифилис от мужей, которые не столь невинно подхватили его от венских проституток. Солдаты, среди которых больше всего было распространено это заболевание, направлялись в военные госпитали, остальные попадали в общую больницу; лишь немногие соглашались принимать таких больных. Многие больные сифилисом укрывались в семьях, не хотевших огласки. Подобно психически больным, эти люди были париями. Зигмунд испытывал к ним смешанное чувство и отвращения и жалости.