Алексей Варламов - Григорий Распутин-Новый

«Распутин воспринимался ими как олицетворение идей: религиозной, национальной и принципа самодержавия. <���…>

Свое отношение к Распутину они неминуемо переносили на всех тех, кто носил на себе печать его признания.

Все эти люди имели для них не менее роковое значение, чем и сам Распутин. Мы скоро увидим, что преемник Распутина, порожденный той же самой средой, существовал и в Тобольске и обусловил их гибель».

И несколькими страницами ниже:

«Распутина не было, но его кружок и руководители существовали. По-прежнему царила в нем сплошная истерия. По-прежнему там пребывала самый вредный его член Вырубова.

Поселившись в Тюмени, Соловьев вошел в сношение с Императрицей. Он был посредником распутинского кружка и Императрицы, доставляя в Тобольск и в Петроград письма.

Я указывал в свое время, что в Тобольске проживали две горничных Государыни: Уткина и Романова. Они не значились в списках прислуги, приехали в Тобольск уже после приезда царской семьи и жили отдельно на частной квартире.

Обе они были распутинианки, а одна из них впоследствии вышла замуж за большевика. Через них Соловьев и имел сношения с Императрицей.

Характерная деталь. С ними вместе жила преданнейшая Государыне ее камер-юнгфера Занотти. Она не знала о сношениях Императрицы с Соловьевым: от нее это скрывалось.

Следствие вскрыло, кто был тот "хороший русский человек", который обманывал Императрицу и усыплял ее лживыми надеждами на мнимое спасение. Это был Соловьев. Не нужно доказывать, почему ему верили. Ведь он – зять Распутина».

Соколов опросил нескольких свидетелей, причастных к попыткам освободить Царскую Семью, и все они указали на предательскую роль Бориса Соловьева, а также связанного с ним С. В. Маркова. В связи с этим следователь пришел к выводу о том, что «Соловьев своей деятельностью в пределах Тобольской губернии пресекал попытки лиц, имевших целью спасение жизни Августейшей Семьи, причем заведомо ложно уверял Государыню Императрицу в существовании организации из гг. офицеров, возглавляемой им, Соловьевым и имевшей в виду спасение Августейшей Семьи <���…> вся роль Соловьева в целом, как она установлена на следствии, представляется дальнейшим развитием того же явления, в центре которого была личность Распутина».

Николай Алексеевич Соколов умер в местечке Сальбери во Франции от разрыва сердца (иногда пишут, что смерть его последовала при невыясненных обстоятельствах) в 1924 году, так и не увидев своего труда опубликованным. Борис Соловьев, которого Соколов допрашивал в Чите и безуспешно пытался привлечь к ответственности, скончался в 1926 году в полной нищете в Париже. А «маленький» Марков опубликовал в Вене год спустя после его смерти книгу «Покинутая царская семья», где Соловьев выведен в облике довольно странном, но все же отнюдь не в роли германского либо большевистского агента, каким его нарисовал, опираясь на показания свидетелей, Соколов.

В эмигрантской прессе началась полемика. За Соловьева и за Маркова вступился историк С. Мельгунов. Писал об этом сюжете и И. П. Якобий: «Если к этому мы прибавим, что Соловьев умер в эмиграции от чахотки в совершенной бедности, то едва ли может остаться сомнение в том, что его "провокаторская" деятельность является легендой. Зачем эта легенда выдумана? Ответ на этот вопрос очень простой. Она выдумана для оправдания бездействия тех, кто взялся за дело спасения Царской Семьи <���…> Почему же выбор такого козла отпущения пал именно на Соловьева? Потому только, что он был женат на дочери Распутина и что вокруг этого имени создалась какая-то мрачная легенда предательства». Очень неоднозначно, каждый на свой лад, толкуют роль Соловьева современные монархисты, и для того чтобы разобраться с этим сюжетом, пришлось бы провести еще одно исследование. Но несомненна одна вещь. Даже если зловещую роль Бориса Соловьева впоследствии сильно преувеличили именно на том основании, что он был в глазах русской эмиграции зятем одиозной личности и принадлежал к вырубовскому кружку, нет сомнений, что Григорий Распутин одним именем своим уже из-за гроба оказался причастен к тому, что трагическая развязка в подвале Ипатьевского дома не была предотвращена, а возникшая в связи с Распутиным легенда стала одной из причин того равнодушия, с каким не только русские монархисты, но и вся страна отнеслась к участи последнего русского Императора и его Семьи и не проявила должной воли, чтобы Государя освободить (все, что делалось и Вырубовой, и Соловьевым, и обоими Марковыми, было независимо от их подлинных намерений – дилетантством), но проявила достаточно воли, чтобы любым попыткам спасения воспрепятствовать.

Писал об этом в своих мемуарах, хотя и чересчур публицистично, присланный Временным правительством охранять Царскую Семью комиссар В. С. Панкратов:

«В прессе распространились слухи о том, что перед домом губернатора происходят "патриотические" демонстрации громадных толп, что к этому дому совершаются паломничества и т. д. Все эти слухи с самого начала оказались ложными. Никогда никаких патриотических демонстраций и паломничеств не было и быть не могло. Быть может, они имели бы место, если бы не пресловутый Григорий Распутин, который еще в 1915 г. своим поведением и циничным хвастовством о близости к царской семье дискредитировал эту семью. Этот беспардонный проходимец в последнюю свою поездку в Тобольск вел себя так бесстыдно, так безобразно, что снял последние остатки ореола с царской семьи <���…> Никакие прокламации, никакие листовки революционных партий не могли так дискредитировать бывшую семью царя, как этот придворный любимец и все те, кто, пользуясь его покровительством, добивался высокого положения, закрывая глаза на все гнусности Распутина.

Повторяю, что никакого паломничества со стороны, тоболян с коленопреклонениями и без оных никогда не происходило. Все, что можно было заметить и наблюдать, так это простое любопытство, и то в ближайшие месяцы, и вздохи сожаления нередко с нелестным упоминанием "Гришки Распутина"».

Так было в Тобольске, так было и в Екатеринбурге. «Необычные по цинизму надписи и изображения с неизменной темой: о Распутине. Как глубоко ошибаются те, кто думают, что яд этого чудовища не проник в народные массы», – писал Соколов.

Прозрение, скорбь, покаяние и, наконец, прославление Царственных Мучеников – все это пришло много позднее и вместе с этим встал вопрос, как соединить их святость с той странной и темной ролью, которую Распутин в их судьбе и в судьбе всей страны сыграл. Русская эмиграция, равно как и советская историография от Валентина Пикуля до Марка Касвинова, в этом пункте поразительно сходились и ставили Царской Семье в вину ее связь с сибирским крестьянином. В эмиграции писали о том, как «распутинщина убила "душу монархии"», и намекали на то, как-де слабоволие Государя и болезненность Государыни привели к «надругательству над русской служилой честью», и, наконец, предавались описанию того, как «солдатский сапог растоптал монархию». Эта традиция жива и поныне, но еще в 1939 году не аристократом, не думским деятелем, не царедворцем, а заключенным, убежавшим из советского лагеря, были написаны, пожалуй, самые лучшие строки о Григории Распутине и Царской Семье: