Алексей Варламов - Григорий Распутин-Новый

О юродстве Распутина писал Радзинский. Как юродивого сыграл своего героя в известном фильме «Агония» Алексей Петренко: «Я считаю Распутина несчастным юродивым. Распутин был многолик. Я играл не дьявола, хотя некоторые его современники так его называли. На Руси юродивых считали святыми. Ведь они делали все против правил. Если нормальный мужчина никогда к незнакомой женщине не подойдет, то юродивый может сделать Бог знает что. Он провоцирует, нарывается на неприятности. Например, во время поста выходит на площадь у храма и демонстративно начинает есть кусок сала. Православные такого святотатства не могут вытерпеть и колотят юродивого. Он как жертва, а те, кто его бьет, берут на себя грех. В фильме "Агония" Распутина тоже бьют, и он является жертвой, а не порождением зла, сатаны и т. д. Роль мне далась нелегко».

Стоит также заметить, что в современной и достаточно часто встречающейся характеристике Распутина как юродивого ничего ни принципиально нового, ни оригинального нет. Еще следователь комиссии Временного правительства Руднев писал о том, что «Распутин, несмотря на свою малограмотность, был далеко не заурядным человеком и отличался от природы острым умом, большой находчивостью, наблюдательностью и способностью иногда удивительно метко выражаться, особенно давая характеристики отдельным лицам. Его внешняя грубость и простота обращения, напоминавшие порою юродивого, были несомненно искусственны; ими он старался подчеркнуть свое крестьянское происхождение и свою неинтеллигентность».

«…"бабничество" Распутина никого особенно не удивляло: ведь так предлежит "старцу", если он с "юродством". К юродству же в каждой русской душе премирная тяга, – замечала Зинаида Гиппиус и при этом уточняла: – В Распутине настоящего юродства никогда не было, но юродствовал он постоянно и с большой сметкой: соображал, где сколько положить».

В серьезном издании «История Русской церкви. 1700– 1917» (автор – известный богослов И. К. Смолич) читаем: «Феномен Распутина родствен также другому явлению русской духовности – святому безумию, юродству, которое нередко оказывалось на грани сектантства. Святое юродство, или юродство Христа ради, которое было уже в древнем христианстве, играет большую роль в русском благочестии как один из путей христианского совершенствования в самоуничижении и смирении. Поначалу Распутина считали настоящим юродивым, который заслуживал тем самым признания и уважения».

«Аскетическое попрание тщеславия, всегда опасного для монашеской аскезы. В этом смысле юродство есть притворное безумие или безнравственность с целью поношения от людей», – охарактеризовал одну из черт юродства религиозный мыслитель Георгий Федотов.

«Легко казаться святым тем, кого признают таковым; но неизмеримо труднее удерживаться на определенной нравственной высоте тем, за кем не признается даже малейших нравственных качеств. "Юродивые" своим поведением и отношением к окружающим умышленно создавали себе такую почву, какая до крайности осложнила их борьбу с их личными грехами, но в то же время доводила эту борьбу до конечных пределов, искореняющих самый источник греха. Они стояли уже на такой нравственной высоте, какая обязывала их вести борьбу с общественным мнением не тогда только, когда это мнение было против них, но и тогда, когда оно было за них, и эта последняя борьба была еще более ожесточенной, упорной и настойчивой…» – утверждал князь Жевахов, и странно применимо это определение к человеку, который для одних носил личину греха, а для других – святости, и который и в жизни своей был столь же многолик, как и в слухах о себе.

Известно предание о встрече Распутина с подлинной юродивой – Пашей Саровской (той, что предсказала Государыне рождение сына):

«В эти годы многие приезжали в Сэров и в Дивеево. Приезжал Распутин со свитой – молодыми фрейлинами. Сам он не решился войти к Прасковье Ивановне и простоял на крыльце, а когда фрейлины вошли, то Прасковья Ивановна бросилась за ними с палкой, ругаясь: "Жеребца вам стоялого". Они только каблуками застучали».

Это «не решился войти» очень примечательно. «Распутин вошел в царский дворец так же спокойно и непринужденно, как входил в свою избу в селе Покровском», – писал о нем его будущий убийца Ф. Юсупов. А вот перед настоящей блаженной оробел, и эта робость странно трогательна в нем.

Каким бы грешником и прелюбодеем Григорий Распутин ни был, одного нельзя в нем отрицать – веры в Бога. Он и в грехе, и в разврате оставался глубоко верующим человеком. Возможно, с христианской точки зрения, это только усугубляет тяжесть его положения – но вероотступником, как иные из его современников, он не стал.

«Он часто беседовал с нами о Боге. Он говорил, что Бог – это утешение в жизни, но что нужно уметь молиться для того, чтобы получить это утешение. Чтобы молитва могла дойти до Бога, нужно во время молитвы всецело отдаваться вере в Бога и гнать от себя все другие мысли. Он говорил, что молиться не каждый может и что это трудно. Он часто постился и заставлял поститься нас. В пост ел одни сухари и строго соблюдал его. Он говорил, что посты установлены вовсе не для здоровья, как говорят ученые люди, а для спасения души… Он замечательно хорошо говорил о Боге, когда бывал пьяный».

Так писала не в мемуарах, а показывала на следствии Матрена Распутина. Последнюю фразу из этого фрагмента иногда цитируют, чтобы поставить Распутину в вину еще одно прегрешение – говорил о Боге пьяным. С одной стороны, это так: с годами у трезвого у него не хватало вдохновения и требовалась подпитка извне, но, с другой стороны, это косвенно доказывает, что Матрена, пытавшаяся отца защитить, не лгала, и крамольная фраза, вырвавшаяся у нее, быть может, помимо воли, подтверждает истинность ее показаний в целом. В ее родителе действительно сочеталось несочетаемое – пьянство, похоть и молитва. В эти духовные и душевные извивы благоразумнее не вникать, ибо слишком легко тут ошибиться и поскользнуться; проще принять это как данность и не рассуждать, руководствуясь словами, вынесенными в эпиграф этой книги. Однако был в России человек, который дерзнул свое суждение произнести. Возможно, потому, что в известном смысле в нем тоже соединилось нечто подобное. За вычетом, может быть, пьянства, все же меньшего из грехов.

Этот человек, как и Распутин, был близок к Церкви, но к церковной иерархии не принадлежал, находясь с ней в очень сложных взаимоотношениях, этот человек много размышлял над вопросами религии и пола и говорил о их глубокой взаимосвязи, он также критиковал монашество и пытался по-своему объяснить и себе, и русской публике феномен Распутина, в том числе и с точки зрения его поведения с женщинами. Был он вторым после Клюева (а может быть, и первым) Распутиным русской литературы, ее enfant terrible. Из всех великих писателей серебряного века он практически единственный, кто в случае с Распутиным пошел поперек общественного мнения и сказал свое слово – за. Родившийся в семье лесничего в маленьком заволжском городке Ветлуге, он был чем-то близок тобольскому крестьянину, и не случайно Ахматова, вспоминая в связи с «Поэмой без героя» литературно-артистическое кабаре «Бродячая собака», усадила рядом двух посетителей: «И я не поручусь, что там в углу не поблескивают очки Розанова и не клубится борода Распутина».