Герберт Вернер - Стальные гробы. Немецкие подводные лодки: секретные операции 1941-1945

Кругом стояла мёртвая тишина. Я прокрался через луга и ржаное поле в маленькую деревушку в долине Нахе, расположенную в трёх километрах от к югу от лагеря. Там пробрался в чей-то амбар и заснул в стоге сена.

Разбудил меня резкий звук. Он исходил от фермера, запрягавшего лошадей. Я подошёл к нему и без утайки сказал, что бежал из лагеря и нуждаюсь в помощи. Ещё не оправившись от удивления, фермер сказал, что немногие пленники, убегавшие так далеко, кончали тем, что нанимались служить во французский Иностранный легион. Мы прошли на кухню, где его жена и дочь накормили меня сытным завтраком из жареных яиц и картофеля. Пока я ел, фермер пообещал, что посодействует в обеспечении меня и Фреда документами.

Проспав ночь на перине, я проснулся с новыми силами и решимостью вызволить Фреда из лагеря. Хотя фермер не одобрил рискованное предприятие, он снабдил меня всем необходимым. Ночью я осторожно пробрался к лагерю с мешком еды для истощённых пленников. Когда я пробирался через внешнее ограждение, меня обнаружили два марокканца. Я поднялся на ноги, полагая, что буду расстрелян на месте. К моему удивлению, охрану больше интересовало содержимое моего мешка, чем я. Говоря лучше них по-французски, я убедил их, что пытался пронести тайком еду для моего друга. Пообещал дарить по пачке американских сигарет, если они позволят каждый раз в удобное для меня время проходить мимо них за такую мзду. Жадность восторжествовала. Взяв две пачки «Кэмела», марокканцы даже подняли проволоку, чтобы я проник в лагерь. Я нашёл Фреда спящим в норе. Ошеломлённый моим появлением, но все ещё не готовый совершить побег, Фред оправдывал свою нерешительность тем, что надеется получить к концу недели свои документы. Если этого не произойдёт, он обещал совершить побег в субботу ночью. Я был раздражён провалом своего рискованного предприятия и покинул Фреда, оставив еду для умирающих и беспомощных. Другая пачка сигарет обеспечила мой безопасный уход из лагеря.

Два дня я с удовольствием прожил на ферме. Помогал хозяину в полевых работах, сгребал и укладывал в стог сено, работал грузчиком. Я с аппетитом поедал простую здоровую пищу и плескался по вечерам в цинковой лоханке. Я радовался своей судьбе, потому что понял, что за свободу следует бороться в любых условиях.

В субботу ночью я снова подошёл к лагерю с пачками американских сигарет, полученных от фермера. Два марокканских охранника помогли мне за взятку проникнуть за ограждение из колючей проволоки. Когда я приблизился к норе Фреда, в темноте метнулось несколько теней. Вмиг меня окружили и схватили. После этого я понял, что был задержан своими же соотечественниками. Оказалось, что меня включили в список военнопленных, которых должны были этапировать во Францию. Комендант лагеря угрожал расстреливать по пять человек из списка за каждого, кто убежит. Оказавшись перед страшной дилеммой, мои товарищи надеялись, что я вернусь и попаду в их засаду. Конечно, моё возвращение спасло пять жизней, но в этот момент я не мог простить предательства своим приятелям военнопленным. Этот эпизод создал стену отчуждения между мной и вчерашними товарищами.

В воскресенье 5 августа нас с Фредом и с большой группой военнопленных отвели на железнодорожную платформу. Там уже дожидался товарный поезд из 42 вагонов для скота. Нами набили грязные вагоны, по 100 человек в каждый, и закрыли их снаружи. После этого поезд отошёл от платформы и направился к неизвестному пункту назначения во Франции.

Духота и вонь от испражнений превратили вагоны в' камеры пыток. Когда поезд двигался к французской границе, я стал ковырять доски задней стенки вагона при помощи ножа, который мне удалось сохранить при себе. Я долго украдкой занимался этим делом, пока другие военнопленные лежали в прострации, полумёртвые от жажды и голода. К полночи я вырезал достаточно большую дыру, чтобы выбраться через неё наружу. С приближением поезда к остановке я просунул в отверстие сперва голову, потом плечи. Однако на полпути к свободе меня неожиданно схватили за ноги и втащили назад в вагон. Десятки моих сокамерников бросились на меня, как гиены. Снова я стал их пленником.

Мучительная поездка продолжалась всю ночь, следующий день и ночь вслед за ним. Узники были лишены воды и пищи, страдали дизентерией. Хуже того, один из истощённых людей умер на вторую ночь, другой – на следующее утро. Смрад от трупов стал невыносим. Чтобы глотнуть свежего воздуха, я уткнулся лицом в проделанное мною отверстие в стенке вагона, вдыхая запах океана.

Вскоре после этого поезд остановился в незнакомой местности. По обе стороны от путей находилось много французских солдат. Они приказали нам выйти из вагонов и погнали в хорошо замаскированный лагерь военнопленных, напоминавший укреплённый колониальный форпост. Я выяснил, что мы находились близ Ла-Флеша, города между Ле-Маном и Нантом.

Лагерь целиком поглотил нас. После того как унтер-офицерский состав отделили от офицеров, нас поселили в грубо сколоченных бараках и снабдили талонами на питание. Я сразу же начал искать выход наружу в этой огороженной зоне. Но лагерь был обнесён забором, гораздо более внушительным чем тот, что был в Дитершайме. По периметру ограждения, увенчанного рядами колючей проволоки, были установлены пулемётные гнёзда. Кроме того, молодые французские рекруты сильно отличались от той охраны, которую можно было подкупить. Мне и Фреду пришлось мириться с тем, что нам предстояло провести здесь много времени на скудном рационе питания.

Потянулись дни прозябания в жаре и голоде. Я совершал бесчисленные прогулки по огороженной территории лагеря в поисках лазейки для побега. Часами лежал в тени отхожих мест, наблюдая за распорядком дня и поведением охраны лагеря. По ночам, когда спадала жара, я ползал вдоль ограждения, уклоняясь от света прожекторов, пытался перебраться через ограждение в другие лагерные зоны – всё напрасно. За две недели в Ла-Флеше щеки у меня впали и выпирали ребра. Я презирал тех, кто смирился с лагерной жизнью, и даже тех, кого выносили из лагеря мёртвыми. Голод был сильнее, чем дружба и проповедь утешения, он был хуже, чем смертельная болезнь. Беспощадный торг среди пленных был столь же распространён, как и смерть. За еду выменивали кольца, часы, одежду и даже золотые коронки на зубах. Продовольственные пайки выменивались за подмокшие окурки сигарет. В лагере были осведомители, воры, религиозные и политические фанатики, сумасшедшие и трусы. И лишь очень немногие заключённые готовы были бежать на свободу.

Лишь на третью неделю своего прозябания в лагере я придумал способ своего спасения. Мой план побега был так прост, что не мог не увенчаться успехом. Каждый день большая группа узников из бывших унтер-офицеров приходила к нашим, отхожим местам, чтобы забрать высокие металлические бочки, наполненные испражнениями, и унести их в северный конец лагеря для опорожнения в ямы. Я и Фред должны были незаметно присоединиться к этой группе, выйти с неприятной ношей из лагеря и больше не возвращаться туда.