Валерий Стовба - Хроники одного поколения

ГОЛОД – НЕ ТЕТКА

Это были рыбалки со льда в разные годы. Объединяло их одно – большой снег и низкая температура. Птицы, оставшиеся в районе Ильменя на зимовку, голодали. Для того, чтобы выжить, они кардинально изменили свое поведение. У них изменились заложенные в гены запреты и даже чувство самосохранения. Судите сами.

Чтобы противостоять холоду, я хлебнул из фляжки свои сто граммов и закусил бутербродом с салом. Шкурка у сала была жесткая, не поддающаяся зубам. Пожевав, я выплюнул ее на лед у своих ног. В это время хищник ударил по блесне. Я вытащил из лунки приличного окуня. Сняв его с крючка и бросив в рыбацкий чемоданчик, с крайним удивлением заметил, что, несмотря на мои резкие движения, к выброшенной шкурке сала подлетела синица и, не обращая на мои действия никакого внимания, интенсивно выклевывала из кожицы крупинки жира.

За время той рыбалки я подбросил синице еще один кусочек сала. В течение двух часов птичка раз семь подлетала ко мне, чтобы подкормиться. Кажется, мы тогда даже подружились. Как говорится: голод – не тетка.

« « «

Другая зимняя рыбалка состоялась годы спустя. Опять: высокий снег, низкая температура. Давление атмосферы не менялось уже несколько дней, а потому клев был отменный. Крупного окуня и щучек я клал в рыбацкий ящик. Мелких окуньков бросал рядом с собой на лед.

Подлетела ворона и начала скакать рядом, метрах в трех от меня. Я решил провести эксперимент. Взял в руку маленького окунька и протянул его в сторону вороны. Та остановилась на месте, повернула голову одним глазом оценивая обстановку. Сделала один, второй прыжок ко мне. Вновь постояла и вновь прыгнула ко мне. Рассчитав расстояние, сделала самый длинный прыжок, схватила из моей руки окунька и отлетела на безопасное расстояние. Наступив на рыбку одной ногой, начала рвать его клювом, пока не съела полностью.

Таким образом ворона съела семь окуньков. Последних двух рыбок она брала из моих рук, совершенно не опасаясь

« « «

И третий случай. Я рыбачил на льду далеко от берега водоема. Пришло время перекусить. Остатки черного хлеба отбросил в сторону. Минут через пятнадцать с разведочным полетом возле моей лунки появился голубь. Сев на лед около краюхи, он долго наблюдал за мной, прежде чем начать пиршество. Немного поклевав мякиш, голубь неожиданно взлетел и пропал вдали. «Наелся» – подумал я. Но ошибся.

Вскоре к куску хлеба подлетел уже знакомый мне голубь с подругой. Под его наглядом партнерша без тени страха стала клевать хлеб. Затем к ней присоединился мой знакомый. И вновь неожиданно улетели.

Дальше – больше. Третьим заходом ко мне подлетела уже стайка голубей. Доклевав хлеб, они еще долго ходили по льду рядом, как бы ожидая подачки. К сожалению, продовольственных запасов у меня уже не было.

Оказалось, что голуби, в отличие от синиц и ворон, более коллективное сообщество. Но все птицы переступили чувство страха, чтобы не погибнуть от голода.

СНЕГА

После покупки дома под дачу на острове Войцы, что в Ильмене, первым нашим знакомым из местных жителей стал бывший колхозный бригадир пенсионер Петр Михайлович. Боясь упреков, а то и скандалов жены по поводу частых выпивок, он зачастил к нам, захватив с собой бутылку водки. Татьяна ставила ему рюмочку, и он за полчаса–час выпивал принесенное содержимое, забавляя нас местными новостями, давая, как потом оказалось, дельные характеристики сельчанам.

Но уважать нас по-настоящему он стал после того, как выпив под ночь очередную бутылку не дошел до дома, а упав по пьяни, проспал в нашем садочке почти до утра.

Выходя из дома на рыбалку, я вдруг заметил в траве наручные часы. Командирские. А, значит, Петра Михайловича. По пути зашел к нему домой и застал ссорящихся супругов. Жена отчитывала своего выпивоху за потерю часов. Я прервал поток брани, вручив хозяину потерю. Элементарная честность оказалась решающей для Петра Михайловича в оценке моей личности. Он даже стал называть меня не просто Валерием, а Валерием Чкаловым.

Постоянные контакты с бывшим бригадиром позволили установить добрые отношения с его собакой – белым шпицем Снегой. Собака воспринимала меня, как доброго знакомого.

Номер, с которым выступал Петр Михайлович при первой же возможности- демонстрация умственных способностей Снеги. Хозяин вынимал из кармана карамельку в обертке и бросал собаке. Та становилась лапкой на край фантика, а зубами тянула за другой ее край. Затем без труда разматывала обертку и с удовольствием хрумкала карамелькой.

Но нельзя сказать, что Михайлович баловал собаку. Частенько, уходя на лодке на рыбалку далеко от дома, он брал с собой Снегу. Ставя сети, вынимая из них рыбу, совсем не заботился о собаке. А та, почуяв землю, покидала лодку и убегала по своим собачьим делам. Хозяин, не дожидаясь Снеги, уплывал в другие заливы, на другие острова. Возвратясь домой, даже не вспоминал о своем хвостатом друге.

Иногда в тот же день, иногда на следующий, а то и через несколько дней Снега, как ни в чем не бывало, появлялся у дома.

Но судьба хранила собаку недолго. Петр Михайлович умер от инфаркта. Его жена по пьянке упала зимой в снег и обморозила руки. Ее положили в больницу. Снега остался один. Выпрашивал у местных жителей мелкие подачки. Стали его замечать роющимся на помойках. А когда на лед выезжали рыбаки из города, долго простаивал возле их лунок, дожидаясь кусочка хлеба, а то и колбасы.

Хозяйку выписали. Снега вновь стал домашним псом. Но ненадолго. И эта хозяйка оставила его, переселившись на местное кладбище.

Вот здесь-то я не выдержал, решил принять участие в судьбе Снеги. Дело в том, что сын покойницы приезжал в Войцы только на выходные. А пять рабочих дней становились для собаки голодными. Собственно, у него я и выпросил собаку. Понадобилась неделя, чтобы Снега почувствовал наш дом своим. После трудных дней он долго отъедался, отсыпался. Потом стал сопровождать меня на зимние рыбалки, облаивая каждую проезжавшую рядом машину.

Пришел день, когда я взял его в город. Оказалось, что Снега первый раз в жизни ехал в автобусе. Когда тот тронулся, шпиц напрягся у меня на коленях, уставился в окно и взвизгивал от удивления, видя пролетающие мимо дома, машины, людей. Да мало ли что он в тот день видел впервые.

В нашем городском доме долго привыкал к лифту, к тому, что его «дом» находится на пятом этаже. К тому, что гулять надо в ошейнике и на поводке. Он смирился со всем новым, каждый день преданно заглядывал мне в глаза.

Зато, когда мы возвращались на дачу, то не доходя с километр до Воец, я спускал Снегу с поводка. Учуяв родные места, он бросался вперед и исчезал из поля зрения. В доме появлялся только в вечерних сумерках.