Голиб Саидов - Чётки. Исповедь

В соседнем дворе жила кокетливая барышня Люда. Как и многие дети от смешанных браков, она была чрезвычайно красива и обаятельна. К тому же, достаточно раскована и общительна. Поэтому неудивительно, что она пользовалась огромным вниманием мальчишек всей округи. Ну, а поскольку училась она в одном классе с Карой, то достаточно часто они общались и вне школы. Между тем, Люда прекрасно была осведомлена относительно известной черты характера моего друга и потому держалась с ним более чем сдержанно. Несколько раз мне также посчастливилось поприсутствовать на посиделках, устраиваемых ребятами их двора. Я знал, что Люда всегда достаточно иронично относилась к Каре, никогда не воспринимала его кандидатуру всерьёз, впрочем, и не отвергая. Она вообще никого не отвергала. Ей, как и всякой красивой девушке, знающей себе цену, приятно было внимание, оказываемое её персоне, а потому, при всей своей скромности, она нередко могла позволить себе пококетничать и даже покапризничать. Не более того. Во всём остальном, всегда соблюдая известную порядочность и нравственные устои, принятые на Востоке…

– Ну, рассказывай: как сходил? – нетерпеливо принялись мы за традиционный допрос, едва только Кара, взобравшись на тапчан, разделся, и устало кинул своё молодое тело на атласное ложе.

Как и следовало ожидать, три глубокие бороздки мгновенно обозначились на его переносице: брови чуть не слились в единую сплошную линию, а лицо сразу же приобрело серьёзное выражение. Оно красноречивее всяких слов говорило нам о том, что распространяться на подобные темы с безусыми юнцами, это всё равно, что не уважать себя. Однако, не прошло и двух минут, в течение которых нам терпеливо и добросовестно пришлось ему подыгрывать, как он снизошёл до нас, шёпотом сообщив:

– Сегодня, наконец, получилось…

«Неужели трахнул?!» – мы с Серёжей вопросительно переглянулись.

– Что – «получилось»? – с удвоенной энергией мы принялись его тормошить.

– Ты можешь, хоть, сказать толком: что, конкретно, получилось? Расскажи поподробнее!

– Да врёт он, как всегда… – донёсся, наконец, с другого конца тапчана голос Рината, молчавшего до сих пор. Я знал, что он специально это сказал для того, чтобы раззадорить и ускорить реакцию «Ромео». Всё так и вышло.

– Чем тебе поклясться?! – вскипел Кара.

– Да ничем не надо клясться – успокоил я друга. – Ты только скажи: где вы гуляли?

– Ну, сначала я поволок её в парк – деловито начал товарищ так, словно речь шла о каком-то барашке, которого на верёвочке вывели пощипать травку.

– Так – подбодрил его Серёжа. – А потом?

– Ну, потом мы пошли в сторону стадиона. Там, где скамейки.

– Ну?! Дальше! – подключился Ринат.

– «Дальше!» – скривив рот, передразнил его Кара. – Чё – «дальше»?

Свои фантазии он любил доводить до слушателя не спеша, образно и подробно. Видимо, в этом сказывалась утончённая и лирическая душа араба.

– Дальше, мы сидели на скамейке и я вот так, осторожно, обнял её за плечо. – Кара нежно попытался продемонстрировать на приятеле всю гамму чувств, переполнявшую его душу. Ринат брезгливо дёрнул плечом, скинув руку товарища.

– Ну-ну! А потом? – Серёга как молодой жеребец нетерпеливо перебирал ногами. Он уже давно переоделся и собирался смыться на очередное свидание.

– Ну-у… Потом я её цулавал, цулавал, цулавал…

Серёжка, как стоял возле тапчана, так и сполз под него. Мы же, с Ринатом, схватившись за животы и корчась от боли, стали перекатываться из одного конца тапчана на другой, не в силах остановиться.

– Тихо! Тихо! – только изредка покрикивал на нас шёпотом Серёжа, сам еле переводя дух от приступа смеха. – Родителей разбудите! Мне бежать уже надо.

И, не удержавшись, вновь исчез под тапчаном…

Каждый из нас прекрасно помнит из своего детства, что ребята двора, как правило, всегда делились на определённые возрастные категории, которые никогда практически не смешивалась между собой. Естественно, к старшим товарищам младшие автоматически относились с должным пиететом. Хотя, если хорошенько подумать, исключения, всё же, имелись…

Так уж вышло, что однажды в пылу ругани, молодой Саша не удержался и… послал старшего Шаву. Да ещё как послал:

– Да пошёл ты на х#й, пидарас!

Во – как…

Наступила мёртвая тишина. За «базар» необходимо отвечать. Саша, понял, что ляпнул лишнее, но отступать, а тем более, извиняться было бы ещё глупее, а потому он мужественно старался сохранять внешнее хладнокровие.

– Что!? – опешив от такой борзости, подскочил к наглецу Шава. Его глазки превратились в две узкие щёлки, зубы заскрежетали, а сам он весь напрягся и сжался как пружина, готовая вот-вот распрямиться от переполнявшей его злости. – Кто «пидарас»?!

И, не дождавшись ответа, стремительно рванулся в сторону дома.

Всем стало жутко интересно, чем же закончится этот поединок. Как известно, Шавкат рос в тепличных условиях и ни разу не был замечен в каких-либо драках или переделках. Но тут, такой случай… престиж, как-никак…

«Ну, всё – труба!» – решили мы – случайные свидетели происшедшего. Сейчас он снимет со стены кинжал или кривой ятаган и порубит на куски несчастного пацана. Сам побледневший Саша стоял, ни жив, ни мёртв, приготовившись к самому худшему.

Не добегая до подъезда, «грозный мститель», почему-то, вдруг резко развернулся и побежал назад.

«Видимо, решил голыми руками разорвать!» – ребята застыли, с раскрытыми ртами.

Подбежав к Саше, Шава наклонился к нему и грозно осведомился:

– Кто тебе это сказал?..

Да простят меня рабочие, крестьяне и матросы, но по маминой линии наш род действительно принадлежит к одному из самых почитаемых родов, который принято называть как «ходжа». Термин этот употребляется достаточно часто и имеет несколько значений. Я попытаюсь в общих словах охарактеризовать одно из самых основных.

Согласно собственной идентификации, прослойка ходжей ведёт своё происхождение от самых благородных мусульманских родов. Существует огромное множество вариантов их генеалогии, среди которых чаще всего встречаются следующие: от четырёх праведных халифов (Абу Бакр, Умар, Усман, Али) или просто от арабских ходжей. В мире ислама прослойка ходжей занимает заметное место. Ходжи являются хранителями традиции, с ними считаются, и пока существует эта прослойка, религиозную и культурную жизнь общины практически невозможно искоренить.

Не случайно, во все времена власти опасались именно их, поскольку они являлись одной из наиболее образованной, мыслящей, а, следовательно, и самой опасной прослойкой мусульманского населения.