Борис Шагаев - О театре и не только

Когда я понял, что к чему, с чего начинается Родина, куда грести и зачем, я тут же заразился режиссурой. Никому о своей тяге не говорил. Стал читать в Салтыковской библиотеке все подряд о режиссуре. Поговорил со вторым педагогом по режиссуре Микеладзе Н.М. на Вивьеновской кафедре об учебе по режиссуре. Посоветовали поговорить с профессором Вивьеном Л.С. Дали домашний адрес. Приехал к нему домой. Позвонил. Вышла домработница и сказала, что МЭТР отдыхает. Итак, раза три я прорывался к народному артисту СССР, профессору – все время открывала домработница. В очередной раз «Леонид Сергеевич занят», – выпалила она. Из комнаты раздался голос Вивьена: «Пусть войдет». Зашел. Стою в прихожей. МЭТРа нет. Вышел. При нем я оказался еще меньше. Так как вблизи Вивьен оказался крупнее. Язык отнялся. Выручил Вивьен: «Ну что, молодой человек, в режиссуру потянуло?». «Здрасте», – промямлил я. Язык-то отнялся, а мозг еще работал. Все про меня знает, мелькнуло в голове.

– Ну что ж, похвально. Походите ко мне для начала вольнослушателем, а там, молодой человек, посмотрим. Согласны?

– Большое спасибо, большое спасибо! – пробормотал с радостью и добавил «до свидания». МЭТР сказал четыре слова и все решилось. Вышел на улицу и закурил. В подъезд заходил какой-то солидный человек и я, на всякий случай, поздоровался. Радость иногда приводит к нелепостям.

На следующий день я подал заявление проректору по учебной части С.С. Клитину. В заявлении было написано мной: «Прошу отчислить меня в связи с депрессией». Клитин С.С. прочел и с гневом бросился на меня:

– Какая депрессия? Ты знаешь, что это такое? Еще ничего не нюхал, а туда же! Вон из кабинета!

Я вышел. Хороший человек оказался. За меня беспокоился. Потом второй режиссер Микеладзе видимо объяснил ситуацию.

– Ну зачем было уходить из института? – недоумевал проректор. Позже, лет через 10, мы встретились на какой-то конференции в Орджоникидзе (сейчас Владикавказ). Встретились как старые друзья, выпили. Вспомнили тот случай, посмеялись.

Год я ходил вольнослушателем на режиссуру и работал на «Севкабеле», сторожем в охране. На следующий год я подготовил этюды, отрывок и все показал Л.С.Вивьену. А когда все студенты ушли, Вивьен, два педагога по режиссуре и я остались. Только тогда я понял, что сделал большую ошибку. Зря рано ушел из института и на режиссуру не возьмут. Пока я сидел в углу, Вивьен пошептался с педагогами и спросил меня:

– Сколько вам лет, молодой человек?

Я ответил.

– Созрел для режиссуры, – сказал Вивьен. Пауза.

– Ну-с, надо на довольствие его поставить, – сказал Вивьен педагогам, режиссерам. Те кивнули. На довольствие – это значит оформить на стипендию. Я был на седьмом небе. Позже издали приказ о зачислении. Второй педагог Н.М. Микеладзе, лауреат Сталинской премии за спектакль «Повесть о Зое Космодемьянской» и парторг института согласились. А до этого я сидел в прострации в подвешенном состоянии пока не услышал слова «на довольствие». Сразу ожил, почва под ногами, и опять стал полноценным человеком. Решалась моя судьба.

Вивьен встал и сказал:

– Ну-с, с богом, батенька, – и ушел. Я вскочил и на ходу бросил:

– Большое спасибо! Большое спасибо.

Я так долго и подробно пишу об этом, чтобы молодые не терялись и задуманную цель пробивали до конца, взвешенно и по уму. Всякое могло случиться в моей ситуации. Вивьен был мудрый, и это он спас меня от глупой выходки.

Режиссура – это другая стихия. Надо знать все. Кроме профессии я стал изучать литературу, драматургию, кино, раскадровку в кино, живопись, музыку и т.д. Когда я закончил институт и приехал домой, Леонид Сергеевич Вивьен умер. Память о нем у меня, как память о матери. Благодарен Вивьену за все. Если бы не он, судьба сложилась бы по-другому. Два человека, которые решили мою судьбу: Мама и Вивьен.

Театр Комедии. Ленинград. Режиссёр Н.П. Акимов.

В центре Невского проспекта в Ленинграде стоит театр Комедии им. Н.П. Акимова. Внизу знаменитый Елисеевский гастроном, выше театр Комедии. Театр Комедии после смерти главного режиссера, главного художника Акимова Н.П. назван его именем. Как и БДТ (Большой Драматический Театр) после смерти главного режиссера Товстоногова Г.А. стал его имени. Главные режиссеры театров Вивьен Л.С., Товстоногов Г.А., Акимов Н.П. дружили. У них была цеховая и личная дружба. Не подсиживали, не капали друг на друга, а защищали в Ленинградском обкоме партии. А что сейчас у нас? Махровым цветом процветает провинциальная зависть. Увлекаются подметными письмами в различные инстанции. Создают кланы, якобы единомышленников. А в Министерстве культуры не знают куда грести, не разбираются, не хотят и главное не могут. Ума не хватает. Поэтому идут на поводу крикливых, воинствующих дилетантов. Все это я прошел и знаю, как свою автобиографию. Речь не о них.

В Театре Комедии, у Акимова, еще студентом, я проходил практику по режиссуре в течение 3 лет, по два часа в неделю. Вначале изучали технические цеха у завпоста Бураковского, а потом у самого Акимова на репетициях. У меня сохранился пропуск в театр и программки тех лет. На практике я был на спектаклях «Гусиное перо» Лунгина и Нусинова и на «Двенадцатой ночи» Шекспира. Я упоминал, что, к сожалению, все блокноты с записями, книги, я оставил в камере хранения общежития и никак не смог забрать.

Акимов говорил на репетиции: «Только одному Рафаэлю можно менять мир. Впрочем, не буду перечислять великие имена и сохраню тайну своей ограниченности в восприятии искусства». Это Акимов так говорил о себе. Он был ироничный, самокритичный. Для него не существовали авторитеты его времени. Но уважал Вивьена, Товстоногова, Райкина, Мравинского, Рихтера, Гилельса, Аникушина и Ростроповича. В редких беседах он упоминал о них. На репетициях Акимов мало говорил, почти что не поднимался на сцену, чтобы показать актеру чего он хочет. В основном сидел с сигаретой с утра до вечера. Без сигареты я его видел, когда он шел по коридору. Меньше меня ростом, с залысиной, с большим носом и ироничными губами и с глазами, говорящими о готовности кого-нибудь «укусить». Про «местком» в космосе я уже писал. Его насмешливый взгляд и сейчас у меня в памяти. Но иногда был грустный, отвлеченный на репетиции.

Еще молодым он поставил в Москве в театре Вахтангова спектакль «Гамлет». «Мой «Гамлет» произвел большой шум и меня объявили злейшим формалистом. Как художник я им полезен, а как режиссер – недопустим», – как-то сказал на репетиции Акимов. Из-за «Гамлета» тогда критики напали на него. Красный шлейф Гамлета шокировал и зрителей, и критиков.

В 1935 году начальник Управления культуры г. Ленинграда сказал Акимову: «У нас есть плохой театр Комедии, если вы за год сделаете этот театр, то беритесь». Акимов победил.