Валентин Аккуратов - Белые призраки Арктики

Самолет не автомобиль — тормозов у лыж нет. Если через 3–4 секунды машина не остановится… Неприятный холодок пробегает по спине под меховой рубашкой.

Самолет замирает в синей тени высоких торосов. Тишина. Только мягко, на малом газу, работают моторы,

Вместе со вторым и третьим механиками выпрыгиваю наружу. Торопясь, долбим лед — уточнить его толщину. Тем временем Черевичный разворачивает самолет, чтобы в случае чего иметь перед собой взлетную полосу. Температура минус 27 °C, но всем жарко. Глубина лунки метр, метр сорок, а воды еще нет.

— Лед надежен!

Все покидают самолет. Закрепляем в лунке штангу с флагом Родины. Ветер треплет алое полотнище. Гулко звучит салют из ракетниц и карабинов. Полюс недоступности взят!

Кругом враждебным блеском сияют грозные ледовые громады. И, словно эхо салюта, где-то вдали мерными залпами рокочут торосящиеся льды…

Но надо работать. Каминский с учеными разбивают палаточный лагерь. Механики готовят самолет к немедленному взлету по тревоге. Мы с Черевичным идем осматривать наш «аэродром»…

Через час льдина неузнаваема. Палаточный городок, стройные мачты радиостанции, яркие флажки разметки взлетной полосы. Задорно постукивает движок глубинной лебедки.

Под вечер все собираются в большой палатке — столовой. Делимся впечатлениями. Всех интересует мощная холмистая льдина, рядом с которой мы сели. Ее край высокой ступенью нависает над нашим «аэродромом». Она усеяна сглаженными холмами высотой 10–12 м. С них вполне можно кататься на лыжах… Но это не земля: первые же промеры показали, что под нами — океанская бездна.

Все приходят к выводу, что это очень старый пак. Значит, прав был профессор Зубов со своей теорией антициклонического движения льдов в этой части Арктики. Ведь для образования такого мощного льда требуются многие годы дрейфа. С другой стороны, окружающие льды намного моложе. Как бы то ни было, эта льдина — а она тянется на многие километры — напоминает настоящий ледяной остров!..

Эти слова всех настораживают.

Черевичный смеется и лукаво подмигивает ученым:

— Я не утверждаю, что это Земля Гарриса, но такая «ледышка» может сбить с толку самого опытного разведчика. Верно, Валентин? Кстати, каким цветом ты нанесешь ее на свою карту?

— Да, задача… Черный цвет пака явно не годится. Разве что красным, как айсберги? Но это собьет ученых. Ведь никто не встречал в Арктике. айсбергов такой площади!

— Плавучий остров, — говорит кто-то. — По-настоящему необитаемый, не то что у Дефо или Жюля Верна…

На третьи сутки, в который раз обследуя странное ледовое поле, я неожиданно увидел на снегу среди высоких холмов отчетливые следы песца. Совсем свежие, аккуратной цепочкой тянулись они вокруг нашего лагеря.

Вот так «необитаемый остров»! Я поспешил к товарищам поделиться новостью, и все побежали смотреть на эту тонкую тропку.

Жизнь на «полюсе смерти»! Это было не просто сенсацией, а настоящим открытием, и мы долго говорили о нем за ужином. Потом, хотя солнце и не думало заходить, все улеглись спать. А среди ночи (солнечной, кстати говоря) я проснулся от дикого грохота, сквозь который время от времени прорывались какие-то неразборчивые выкрики.

Мой сосед по палатке, бортмеханик В. Борукин, спал сном праведника. Грохот снаружи усиливался. Там что-то происходило. Я выбрался из спального мешка и, стоя на четвереньках, высунул голову из палатки.

И увидел в метре перед собой массивную морду белого медведя.

Я отпрянул назад. Хищник, по-моему, испугался не меньше. Только теперь мне удалось разобрать крики товарищей: «Осторожнее в палатке! Медведь!» Сидя на спальном мешке в одних трусах, на меня вопросительно смотрел Борукин. Я не успел ничего объяснить, когда на оранжевом шелке появился четкий силуэт громадного зверя.

— Так это что же? — спросил бортмеханик. — И правда медведь?

— Нет, теневой театр, — прошипел я, стискивая в руке охотничий нож (все остальное оружие находилось в самолете).

— Значит, мне это снится, — оказал Борукин и снова с головой залез в спальный мешок.

Рассчитывать на его помощь не приходилось. Силуэт медведя исчез, но шум снаружи не утихал. Я распорол ножом заднюю стенку палатки и выпрыгнул на лед.

Ярко светило солнце. Вверху синело бесконечное небо, кругом сверкал снег. А громадный медведь, блистая кремовой шкурой, стоял возле самолетного трапа, по которому из люка, ничего не подозревая, спускался пилот Михаил Каминский. Одетый в тяжелую малицу, он спускался спиной вперед, осторожно нащупывая ногами ступеньки. Медведь, вытянув морду, с любопытством обнюхивал его меховые унты.

Я замер. Застыли на месте и трое из гидрологической палатки (это они первыми заметили медведя и пытались прогнать его, громыхая пустыми ведрами). Как предупредить Мишу? Крикнуть? Но вдруг он поскользнется?..

Тут Михаил глянул вниз — и одним прыжком исчез в самолете.

Через минуту он снова появился в отверстии люка, на этот раз с карабином. Из-за его плеча выглядывал радист Макаров, тоже вооруженный. Сухо щелкнули два затвора. И в тот же момент раздался крик Черевичного:

— Не стрелять! Это наш гость!

Медведь благодарно посмотрел на командира корабля и с достоинством удалился в торосы.

Ученые недовольно ворчали:

— Иван Иванович, что же вы наделали? Нам обязательно нужно было осмотреть желудок животного. Узнать, чем оно питается в этой пустыне. Для науки это исключительно важно!..

— Для науки! — возмущался Черевичный. — Братцы, есть да у вас сердце? Как вам не стыдно?!

Когда споры утихли, медведь опять появился в лагере. Ни на кого не обращая внимания, он бродил среди палаток, обнюхивая все, что попадалось иа пути. Тяжелый и Грациозный, он с удовольствием ел сахар, колбасу, хлеб — все, что мы ему бросали, и охотно позировал перед фотообъективом. А потом мы улетели, снова оставив его полноправным хозяином ледяного острова — первого «флоберга», с которым мы познакомились и как их стали называть в 50-х годах.