Римма Гашицкая - И малые звезды могут светить ярко

Были и поучительные байки. Выдали дочь замуж, в соседнюю деревню и мать надумала проведать ее, на жалобы дочери мать учила как отвечать на все претензии. Зять подслушивал ее поучения и скомандовал чтоб собрались утром и пошли в поле пахать к обеду мать устала и просто сбежала. Потом пошел проведать отец и на все жалобы дочери спокойно поучал- потерпи, поучись не ленись и так далее муж подслушивал купил в лавке связку баранок, мать смотрит идет муж и говорит я то просто сбежала а муж вместе с ярмом на шее.

Наш дедушка любил очень горячую пищу. а когда приехали сватать мою маму сват жаловался, что не желая опозориться перед родственником сжег себе весь рот.

Один односельчанин назвал свою жену революцией, а дочку пятилеткой. Ночью будил жену: «революция вставай, пятилетка обосралась». Были в деревнях и свои колдуны и народные лекари.

Были случаи когда одного из них не приглашали на свадьбу, так лошади вставали на дыбы перед воротами к дому.

Наш папа по молодости очень болел, не мог наступать на ноги, и отец повез его в соседнюю деревню к лекарю. Тот приготовил тазик и сказал отцу, чтобы завтра приезжал за ним. Поставил ногу в тазик, прищипнул дважды какими то щипчиками пошла кровь черного цвета и только когда появилась красного цвета он перевязал туго ногу и отправил спать на печь. На другой день, когда приехал за ним отец он спокойно самостоятельно вышел к. нему. За лечение отец отдал лекарю бычка, скотины то было много.

После свадьбы мама с отцом жили у его родителей, где было еще пять дочерей. Во время обеда от них только и слышалось: «Пыть». Пока всех напоишь, как правило уже обед заканчивался. У наших в роду такое было не принято. Мыло было видимо дефицитом и свекровь сама определяла кому из снох и детей выделить его для стирки. У родителей уже родилась дочка Надя, и пеленки приходилось стирать без мыла. Сахар продавали огромными кусками и поэтому в каждом доме имелись специальные щипцы с помощью которых раскалывали его на мелкие части.

Из рассказов матери запомнились фамилии селян- Яценко, Костенко, Кандауровы, Прилуцкие, Луговые, Пащенко, Кругловы.

Оказывается в те годы казаков раскулачивали и ссылали на Север, а тут односельчане которые с Дальнего Востока отдали родителям свои документы. В селе тогда не было паспортов и сказали: «нечего начинать жизнь с ссылки, поезжайте в Ташкент, он тогда назывался хлебным городом. Наверное при этом вспомнили и свою судьбу, они очень любили друг друга, но ее против воли выдали за богатого, который был заядлым картежником. И как то, когда все проиграл, ее парень предложил сделать ставку на жену. Тот опять проиграл. Парень тут же ночью прибежал к ней и говорит: «он тебя проиграл, собирайся», и они тайно выехали. Вернулись после революции.

Когда у прабабушки стали умирать дети от какого—то пятна на руке, которое сначала было красным, потом чернело, проваливалось и ребенок умирал. Так умерло двое ребят. Когда родилась девочка с таким же пятном, мать рыдала в истерике, но эта приезжая сестра вылечила ее. Мать дала слово, что если выздоровеет отдаст ее в монастырь Потом Анастасия сильно заболела и люди говорили что обещала богу отдать и не сдержала слово, вот тебе и наказание. Пришлось ёё против воли отдать, а тут вскоре революция монастырь закрыли и Анастасия вернулась. В монастыре она научилась хорошо готовить и вышивать. Такие красивые кисеты высылала дяде Лене на фронт. А лечили ее наверно мумие, они ж с Дальнего Востока вернулись.

Местное население в Ташкенте относилось очень хорошо когда мать проходила мимо котлована с дочкой то рабочие выскакивали и говорили: «кизимка чиройли «то есть девочка красивая и угощали всем, что у них было. Мужчины все ходили в белых штанах с мотней до колен с веревкой вместо резинок. Печек в домах не было, согревались тем, что в центре комнаты разводили в сандалах ямке костер, садились вокруг него и согревали ноги под одеялами. Кроватей тоже не было у стены как правило была уложена высокая стопка из матрацев, это как половинки наших стеганых одеял., спали все на полу. Ходили в основном на босу ногу в резиновых глубоких калошах, которые до сих пор называют узбекскими, и только зажиточные носили сапожки- ичиги из тонкой кожи, с калошами. Перед входом в дом калоши всегда снимали и когда появились первые трамваи один старик перед входом снял калоши. Трамвай тронулся, он закричал Вай дот! калоши остались на улице. Он думал это дом. Вот такие были неувязки бытовые По маленькому ходили сидя на корточках и когда доходило до конфликтов на бытовом уровне и русским говорили, чтоб уезжали в свою Россию, им отвечали уедем когда научим вас делать это стоя. Кто знал, что впоследствии так это и получится.

Деньги мужчины хранили в платках, которые наматывали затем вокруг талии, по ним можно было узнать и количество жен, оно соответствовало их количеству. У них было принято многоженство.

В стране был голод Надя сильно болела умерла. Отец ее очень любил, со стаканом выходил навстречу к брату, который из колхоза возил молоко в бочке, просил стакан молока для больной дочери, но он не давал. Страх видимо был такой силы, что за это могли сильно наказать. Позже умер и второй ребенок- мальчик. Мама поначалу работала на дому у богатых евреев. после обеда они просили ее отнести макароны по флотски собаке. Украдкой удавалось съесть пару штук и думала, что дома дочь голодная, больная, а тут деликатесы для собаки, а попросить и жаловаться стеснялась. Хозяева ей очень доверяли, по тому что однажды при мытье полов она нашла под кроватью и отдала им золотое кольцо. Скорей всего это была проверка на честность.

Потом стали приезжать из Самары русские и женщины обманывали мужчин узбеков, за что те стали называть их нарицательным именем самарская Маруська.

О жизни на Севере знали только со слов родственников. Поначалу поселили всех в какую-то не обогреваемую церковь, заставленную голыми нарами. Когда начали болеть и даже умирать дети, то разрешили уезжать тем детям, кому было куда возвращаться. Так уехал к своей тете наш дядя Леня учиться на родине, как сыну врага не дали возможности и они с ней приехали в Ташкент. Он поступил учиться в рабфак, а затем в мединститут. Я видела его фотографию, он таким показался полным, а мама сказала, что это он от голода распухший был. В институте встретил свою будущую жену. Он терапевт, она гинеколог. На войну его взяли с последнего курса. Всю войну прошел без ранений, и потом на три года его оставили в Германии. Родители их на Севере принимали участие в строительстве лесхоза, дедушка даже был избран в какое-то правление. Жизнь понемногу налаживалась. Там же на севере у них родился самый младший сын Павел. Летом боялись лесных пожаров и потому все ценные пожитки уносили к реке. Рядом протекала река Сухона, так как дедушка был ветеринарным фельдшером, то от местных жителей иногда перепадали какие- то сбои от домашних животных. Так однажды бабушка сготовила шикарный борщ и легла на кровать в ожидании похвалы от деда, так как он молчал, и на ее вопрос как борщ? Ответил: «ничего есть можно». Возмущенная, она соскочив с кровати, открыла кастрюлю, борщ не тронут. Оказывается он поел то, что было в соседнем ведерке для козленка. Он вообще был не брезгливый и не требовательный. По молодости доводил ее тем, что изображал как обсасывал муху, выловленную в тарелке. И наслаждался когда она выскакивала из-за стола – ее рвало. У него были ровные красивые зубы и вообще он был похож на пчеловода. Бабушка часто с восторгом вспоминала северные поля, покрытые Иван-чаем Особенно после пожарищ он разрастался.