Георгий Бурмистров - Байки PRo выборы

В остальных случаях в «поля» за автографами обладателей активного права отправляют студентов. Вдоволь настучавшись в закрытые двери, на общавшись с «приветливыми» собаками-сторожами и их рычащими от злости хозяевами, сборщики технологизировали процесс. Копируют и продают подписные листы с прошедших выборов. Такая «база» – ценный товар. Идёт нарасхват на «базаре» технологов. Обыватель бы очень удивился, узнай, что одновременно подписался под выдвижением соперничающих между собой за депутатский мандат каких-нибудь Сидорова и Петрова. Стоит однажды неосторожно чиркнуть свои инициалы за кандидата «N», и они автоматически попадут «в базу». Можете потом сменить место жительства, фамилию, пол и даже «сыграть в ящик». Но год за годом память о вас будет жить в «базе». Ваш вензель и паспортные данные в подписных листах непосредственным образом продолжат участвовать в предвыборных кампаниях. Не знаю про душу, но участие ваших персональных данных в избирательном процессе может сделать вечным. Это колесо сансары личных данных и автографа гражданина может прервать только эксперт-графолог. Но студенческая каллиграфия подписей – невинная шалость по сравнению с административным ресурсом, заставляющим являться к урнам «мертвые души». Прекрасный сюжет для Гоголя!

Ваш покорный слуга для мэров провинциальных городов читал авторский спецкурс «по противодействию коррупции». По списку слушателей – чертова дюжина. Люди все уважаемые, занятые. Угадайте: сколько из них увидел за партами в своём классе?.. Не буду долго томить. Сперва – девять. Постарался их заинтересовать. Раскрыл тему в нужном ключе. Продемонстрировал слайды. Разобрал примеры из судебной практики. Присутствующие в аудитории позвонили и позвали отсутствующих. Ещё трое подтянулись. Тема для руководителей местных администраций оказалась актуальная. В конце семинара разговор зашел про выборы.

За всех отрапортовал староста группы – глава района:

– Сегодня сложилась порочная система подушного финансирования. Муниципалитеты получают субвенции и субсидии в расчете на количество жителей. Размер самостоятельных доходов местных бюджетов – курам на смех. Вот и приходится, чтобы выжить, завышать цифры статистики. Увеличивать демографию на бумаге. В моём районе в списках избирателей значатся все, кто уехал и умер за последние 20 лет! Прикажут сверху, и наши «мертвые души» воскреснут.

Как в анекдоте.

Старик приходит в избирательную комиссию:

– Моя бабка проголосовала?

– Да, проголосовала. А что?

– Пять лет, как померла моя старуха. Но на выборы исправно ходит. Всё никак не могу ее застать!

Среди сборщиков автографов установилась иерархия. Чем длиннее список подписавшихся, тем круче его обладатель. «Базы» продаются «сырыми» – только паспортные данные. И «под ключ» – с «нарисованными» подписями. Такая каллиграфия – неплохой заработок для студента. Как и во всяком ремесле, профессионализм приходит с опытом. Сперва заполняли формы – «рисовали» поодиночке. Сольная работа дается автографисту тяжко. Хорошо, когда перед глазами образец росчерка беспечного обывателя. А если принесли «голую» базу?.. Придумывай буквенные пируэты напротив каждой фамилии! Тяжкий творческий процесс. Попробуй поставить такой «крестик» за добрую сотню соотечественников, и чтобы техника письма не повторялась! Фантазия откажет. Схожие элементы написания, направления росчерка, одинаковый цвет чернил наведут опытного эксперта на мысль, что перед ним «липа».

Более совершенная техника подделки – бригадный подряд. Работали целыми студотрядами! Вместо изучения мертвой теории публичной власти студенты постигали на практике азы живого избирательного процесса. Несколько нехитрых приёмов такого рукотворного конвейера помогут сбить с толку проверяющего.

Первое правило – чем меньше сгрудилось фамилий на странице, тем лучше. Дабы единообразие почерков и чернил не бросалось в глаза.

Завет номер два – на одном листе «художник» проявляется лишь раз. Не спеша, перелистывая тома подписей, сличая наклон букв, чернила, различного рода завитушки, можно увидеть халтуру. Но расчет прост. Документов – тьма. Времени на проверку – в обрез. Да и глаз контролера замыливается.

Если не будет заказа сверху, «нарисованное» примут. «Удовлетворили» же проверяющих сотни тысяч таких росчерков в поддержку выдвижения многих действующих и бывших: депутатов, мэров, губернаторов. Можно, конечно, тешить себя мыслью о первой коммуникации с электоратом посредством агитаторов-паспортистов. Денно и нощно проводить первичную проверку собранных автографов. Отбраковывать документы с техническими недочетами, неправдоподобными персональными данными. Но выявить «липу» – могут только настоящие профессионалы своего дела. Реальность сурова. «Настоящие» факсимиле жителей округа слишком дорого обходятся! Работенка не для гончаровского Обломова. Приходится много ходить, стучаться в глухие двери, частенько выслушивать рекомендации по поводу направления движения от «радушных» хозяев. Обыкновенный сборщик с трудом за день наскребает в частном секторе двадцать подписей и в полтора-два раза больше – в многоэтажках. Если закон требует 40 тысяч автографов, с «запасом» нужно собрать не меньше 60 тысяч! Такой труд по силам лишь полку политических фрилансеров. Этих солдат избирательного фронта ещё нужно рекрутировать, обучить, отправить в бой на конкретный участок. Проверить и рассчитаться с ними за работу, наконец. Пять-десять целковых за подписанта привлекают на эту «шабашку» отнюдь не самую надежную публику. Это в умных книжках агитаторы – сплошь домохозяйки средних лет. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить… Штабистам в основном приходится иметь дело со студентами, пенсионерами, безработными.

Типичный представитель народа за пределами Большого садового кольца, как бы мигрировал в современную Россию с картины художника Эдурада Мане «Любитель абсента». Путешествуя во времени и пространстве он лишился парижского «charme [14] Шарм (фр.) », цилиндра и плаща. И на современный манер «ядерный» электорат выглядит так.

По темному, вонючему, исписанному граффити подъезду хрущевки поднимаемся на второй этаж. Упираемся в железную дверь, обитую местами подпаленной вагонкой. Вместо звонка гостей встречают растопыренные, оголенные «жилы» проводов. Осторожно стучим – нет ответа. Барабаним настойчивей. Не сразу, но открывают. Заходим. Осматриваемся. «Двушка». Ремонт тут не делался последние «…цать» лет. С потолка на «макаронине», как и тридцать лет назад, угрожающе свисает лампочка Ильича. Её тусклый грязный свет падает на потертые, местами порванные обои. Сквозь дырявый линолеум прорывается бетон. Треснутое оконное стекло на кухне закрыто от небесного света по-военному – бумажной полоской. Зарегистрированы на жилплощади пятеро. Живут – и того больше. Дед – инвалид ума и труда, бабка – гипертоник. Внучка не закончила школу, но уже в положении. Уставшая от собственной плодовитости, вечно всем недовольная мамаша. К ней прилагается «детсад» от двух до двенадцати лет. С волнением ждут главу семейства: «Придет с работы пьяный и добрый или трезвый и злой?»…