Владимир Егоров - Мой ХХ век. Как это было

22 июня 1941 года началась война. Немцы в начале войны наступали очень быстро. Да и польская граница была совсем недалеко от Холма. Мама рассказывала, что прошло буквально несколько дней – и через Холм пошёл поток беженцев с западных районов на восток. Мать не знала что делать. На руках у неё был маленький ребёнок (мой сводный брат Виталька пяти лет), да и свою мать она не решалась бросить. Старшие братья Николай и Александр уже были призваны в армию. Сестра Зина жила в Ленинграде. А медлить было нельзя, ещё день-два – и немцы займут Холм.

Выручил, как всегда, товарищ Сталин. В те дни он отдал приказ в обязательном порядке эвакуировать из прифронтовых районов, которые могли оказаться под немцами, всех жён офицеров и их детей. Причём родителей и других родственников это не касалось. Это, конечно, было правильное решение, если вдуматься.

Однажды утром к их дому подъехал грузовик. В нём уже сидели несколько женщин с детьми. Из кабины выпрыгнул офицер и приказал, чтобы мать быстро собрала самые необходимые вещи, документы, продукты на пару дней и садилась с сыном в машину. На всё три минуты. Мама попробовала взять с собой бабушку Марию, но офицер категорически отказался. Мама быстро собралась, офицер закинул вещи и Виталика в кузов грузовика. Валя попрощалась наскоро со своей мамой, сказала, что будет пробираться в Ленинград к сестре Зине. И они расстались, как оказалось, навсегда.

Дальнейшая судьба моей бабушки неизвестна. Город Холм оказался в центре боевых действий, несколько раз переходил из рук в руки. И это длилось очень долго, больше года. Немцы даже прозвали этот город «Снежной крепостью Гитлера». За время боёв от города практически ничего не осталось. Все жители, которые не успели уйти, погибли. Ни одного живого человека и ни одного дома. Ни одного дерева на прибрежном бульваре. Мама после войны ездила в Холм, пыталась навести справки о своей матери, но никаких следов не нашла. Даже могил погибших жителей не было. И спросить было не у кого, ни одного живого свидетеля. Мама с трудом нашла то место, где стоял их дом. Бабушке тогда было чуть больше пятидесяти лет. Не сохранилось ни одной фотографии, кроме той, что был сделана в Ленинграде. Это была первая потеря в нашей семье в ту войну, но не последняя. Война прошлась по стране как ураган, потери были настолько огромны, что мы чувствуем последствия до сих пор.

К примеру, скажу, что в Холмском уезде перед революцией в 1901 году жителей числилось 90 593 человека. В том числе в Холме (известен как город с 1471 года) почти 7 тысяч человек. По тем временам это был большой город. В 2020 году, через 75 лет после войны, там живёт всего 3359 человек. Статус города за Холмом сохраняется только из соображений исторической справедливости.

Отец мой, Егоров Николай Алексеевич, родился 22 октября 1918 года в той же деревне Никифорцево. Закончил в 1933 году 7 классов в школе-интернате в Бежецке. По тем временам для крестьянского парня уже это было равносильно подвигу и считалось очень хорошим образованием. После этого он поступил в медицинский техникум в том же Бежецке. Не потому, что имел большую склонность к медицине (это пришло позже), а потому, что больше учиться негде было. Ехать в какой-то дальний город возможности не было. Время было тяжёлое и голодное. Отец рассказывал, что каждую субботу он сбегал из техникума с последних уроков, становился на лыжи и бежал по лесу и полям около 40 километров до дома в деревне. Благо в те времена снег на Валдае лежал с начала октября до конца мая. Прибегал поздно вечером, уже затемно. Мать его кормила. Спал всю ночь до обеда. Опять ел. Брал с собой кое-что из еды в котомку, становился на лыжи и обратно 40 километров до Бежецка. Видать, здоровье было хорошее. Из современных пацанов кто-нибудь такое выдержал бы?

Город Бежецк до революции

Учили их в медтехникуме, я думаю, очень хорошо. Отец до конца жизни прекрасно разбирался в медицине, причём во всех её областях. Свободно владел медицинской латынью. Это ему в жизни часто помогало.

В июне 1936 года в неполные 18 лет он закончил техникум и работал некоторое время фельдшером в сельской больнице в селе Любегоши, а затем – заведующим амбулаторией в сельской больнице в селе Вауч Весьегонского района Калининский (Тверской) области. Принимал роды, дёргал зубы, сам делал несложные операции.

Работал, видимо, хорошо, потому, что в декабре 1937 года, когда ему было только 19 лет, Калининский облздравотдел командировал его в Ленинградский институт усовершенствования врачей на полугодичные курсы организаторов здравоохранения. Интересно, что здание этого института находилось (и сейчас находится) на Заневском проспекте 3, рядом со зданием моего морского училища им. Макарова на Заневском 5 – там мы жили и учились, начиная с третьего курса.

Отец рассказывал об одном интересном случае, произошедшем с ним в то время в Ленинграде. Как-то в выходной день решил он пойти посмотреть на колыбель нашей Великой Социалистической Революции – Смольный, где располагался Ленинградский обком партии ВКПб, а в октябре 1917-го года был штаб Ленина и Троцкого. Подошёл отец к решётке и воротам Смольного, несколько минут стоял и любовался историческим зданием, где работал сам Ленин. Это не ускользнуло от внимания бдительных охранников из органов НКВД. Отца тут же арестовали и в «воронке» отвезли на дознание в ЧК. Сутки допрашивали, выясняли, а не является ли он пособником империализма и английским шпионом, засланным с целью взорвать цитадель пролетарской революции. Отец настаивал, что он простой советский фельдшер, безмерно предан делу мирового пролетариата и примкнувшего к нему беднейшего крестьянства. На следующий день, в понедельник, чекисты привезли его в институт, предъявили в учебную часть на опознание и отпустили. Этот случай научил папу, что в свободной Советской России, где жизнь привольна, широка и с каждым днём всё радостнее жить, нужно вести себя немного осторожнее.

В это же время, после техникума, отец женился в первый раз. Тогда люди вообще рано заводили семьи. Жизнь была настолько тяжёлой, что выжить в одиночку было очень трудно. Подробностей о первой его жене почти никаких не знаю. Отец сказал мне об этом только один раз. Видно было, что он с большим трудом заставил себя рассказать мне кое-что об этом.

Поначалу всё было как у всех: любовь, ухаживания, счастье и всё такое. У них родился мальчик. Но оказалось, что мать этой девушки – потомственная шизофреничка и находится в сумасшедшем доме. Отец этого не знал.

Девушка была сначала совершенно нормальным человеком, и отец даже ни о чём не подозревал. Но после родов болезнь резко проявилась: случилось буйное помешательство и она сошла с ума. Отцу было 18 лет, он, конечно, любил её. Но ему пришлось самому отвезти её в сумасшедший дом. Потом она несколько раз сбегала оттуда и пыталась убить отца. Малыш, который у них родился, остался в больнице, где работал отец. Когда мальчику было несколько месяцев, он вдруг умер без всякой видимой причины. Надо сказать, что детская смертность в то время была очень высокая и смерть младенца, конечно, огорчила, но никого особенно не удивила.