Михаил Алексеев - Через годы, через расстояния

Книгу твою "Мой Сталинград" читаю со слезами; конечно же, некоторые строки - с улыбкой, где встречаюсь с присущим тебе юмором. Я твой читатель необыкновенный, вникающий буквально в каждое твое слово, кроме того, чувствующий всегда присутствие рядом самого автора, его близость...

Прими мое сердечное поздравление с успешным завершением колоссального труда над этим романом, который стоил тебе, мой родной, безусловно, много сил и здоровья.

Твою бандероль получила 24.09.98 г. Прости, что задержалась с ответом, но причин, весьма уважительных, хватает...

Наконец, кажется, все. Желаю долгих лет жизни в добром здоровье и благополучии.

Обнимаю, целую и я тебя, Миша. Пиши.

Ольга.

21.10.98 г.

Вот так, уважаемые мои читатели, через это почти что исповедальное письмо я только и смог наконец познакомить вас с человеком, сохранившим все (до единого!) мои письма, написанные в окопах Сталинграда шестьдесят лет назад.

Приведенное же здесь письмо Ольга Николаевна писала, когда работа над романом "Мой Сталинград" продолжалась и она успела прочесть лишь первую его часть.

Уже начав работу над новым своим автобиографическим романом "Оккупанты", я вдруг понял, что как бы ни старался уйти от прежних моих героев, в какие бы дали ни уводили меня другие дороги от них, но Сталинград-то не отпустит от себя, он пребудет со мною постоянно. Ибо он во мне, а я - в нем. И это уже навсегда. Оказалось, однако, что не только во мне одном он остался навсегда, Сталинград, но и в другом человеке, который пишет мне и по сей день из Ужгорода, то есть из так называемого ближнего зарубежья, куда мой адресат угодил по недоброй воле соловьев-разбойников Беловежской пущи. Поскольку и в этих письмах Сталинград не только присутствует, но и живет и властно, порою очень больно тревожит и даже терзает душу, перекликаясь с нынешним нашим окаянным временем (прошу читателей простить мне это заимствование у Бунина).

Вся вторая глава составится целиком из писем Ольги Николаевны Кондрашенко - этой изумительной женщины, "подруги дней моих суровых". Мои вторжения в ее размышления будут редки и минимальны.

Итак, с вашего разрешения, дорогой мой друг-читатель, передаю слово Ольге Николаевне.

Ужгород, июнь 2001 года.

Вечная память и честь погибшим,

народная любовь - героям живым!

Газета "Товарищ", 2001 год

Миша, дорогой, здравствуй!

Подошла незабываемая дата: шестидесятилетие начала Великой Отечественной войны - время трагических и героических дней и ночей!

Хорошо помнится 22 июня 1941 года. Воскресенье. Папа и мама ушли на базар за покупками, а мы с бабушкой остались дома. И вдруг по радио объявили, что будет передано важное правительственное сообщение. Зазвучал голос В.М. Молотова и его страшные слова, возвестившие о нападении Германии на Советский Союз, о начале войны и врезавшиеся в память: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!" Этого забыть нельзя, невозможно оно незабываемо в течение всей жизни...

Таким образом, и у нас с тобой, друг мой, год 2001-й замечательный шестьдесят лет со времени нашей встречи, нашего сближения, связанные с этим дальнейшие взаимоотношения, уготованные судьбою. Здесь и радости, и горести, но была суждена нам жизнь, а это уже счастье, хотя, конечно, и омраченное всякими переживаниями.

В данном конверте высылаю три письма 1942 года - в них ярко отображены тобою события той ужасной поры, которые еще и теперь, спустя десятилетия, ранят душу, заставляют учащенно биться сердце и удивляться стойкости, мужеству, выносливости людей, находившихся на поле брани, в этом кромешном аду; и безусловно, поражаться тому, как в этих невероятных условиях ты мог писать столь толковые письма, отражающие кошмар происходящего...

Честь и слава тебе за это, Мишенька!

Я всегда гордилась тобою, преклонялась перед твоей выдержкой и умением находить в себе силы писать в труднейших условиях того страшнейшего времени, когда каждую минуту поджидала смерть... Я рада, милый мой, что судьба пощадила тебя, что ты вышел победителем из этой смертельной схватки - и столько сделал доброго людям своим талантом. Вот только судьбе было не угодно, чтобы мы были вместе, как написано в твоем письме от 4 июля 1942 года: "В противоположность нашей первой встрече, мы встретимся с тобой в счастливый и радостный день триумфального счастья, озаренный ярким солнцем счастья. И мы с тобой уверенно и гордо пойдем вместе по освобожденной украинской земле". Зато дружбой многолетней она нас не обошла, а это ведь чувство тоже великое, ценное. Невольно вспомнились слова из песни довоенных лет под названием "Дружба" в исполнении известного эстрадного певца В.А. Козина: "Мы так близки, что слов не нужно, чтоб повторять друг другу вновь, что наша нежность и наша дружба сильнее смерти и больше, чем любовь". И все-таки чувство настоящей, искренней любви превыше всего - она способна творить чудеса...

Далее строки уже из другого твоего письма, а именно от 7 сентября 1942 года: "Интересует меня, Оля, каким ты представляешь меня сейчас? Все тем же румянощеким юношей или каким-либо другим? Едва ли ты поверишь, моя дорогая, что несколько светлых волос серебрят мои виски, что в голубых и когда-то открытых глазах теперь неугасимо поблескивают злые огоньки, как у затравленного тигренка". Конечно, я представляла тебя таким, каким ты, Миша, был перед уходом на фронт. И еще в этом же письме: "Очень бы хотелось покушать яблок. Где наша Украина?" Хорошо помню твою тягу к яблокам, даже к зеленым и кислым. Вспомнилось мне, как при встрече в Чопе мы вдвоем ели с тобой яблоко (одно из привезенных тебе из Ужгорода из нашего сада). А как теперь, Мишенька? Все так же любишь? Думаю, что - да.

Итак, прошла не только последняя декада июня, но и весь июль, который принес мне немало хлопот и волнений, связанных с моим днем рождения именинами (24 июля, день Ольги, о котором на Украине много говорят по радио, связывая его с княгиней Ольгой). Где-то с 17-го числа уже начали приходить и поздравлять меня; затянулось все это до начала августа, однако главная причина в моем состоянии здоровья, которое частенько огорчает, поэтому, к сожалению, я не всегда могу писать, сосредоточиться над письмом. Таким образом, наступила и моя очередь просить у тебя прощения за мою неаккуратность, Миша. Понимаю, что ты ждешь, может быть, уж не так моих писем, как тех, написанных более полувека назад, в которых ярко и правдиво отражены события Великой Отечественной...

И вот передо мной твое письмо от 12 сентября 1942 года (всегда, конечно, желанное), да еще и с фотокарточкой. Удивляюсь, как ты, дорогой мой, мог даже подумать, что присланное тобою фото могло мне не понравиться, - ведь оно было для меня (и теперь остается) самым драгоценным подарком.